условии если удалось бы помыслы учеников Франциска направить на цели, выгодные апостолическому престолу.

Иннокентий III разрешил Франциску повсеместно проповедовать и вербовать в свою общину новых членов. Но братство, созданное Франциском, было поручено неусыпному наблюдению кардинала Уголино Сеньи, будущего папы Григория IX и будущего основателя инквизиции. В результате спустя семь лет после смерти Иннокентия III, в 1223 г., маленькая ассизская община прекратилась в орден “меньших братьев” (fratres minores), но жесткий устав этого новорожденного ордена ничего общего не имел с ассизскими заветами Франциска. Братство стало конгрегацией нищенствующих монахов, со строжайшей иерархией и стальной дисциплиной. Устав 1223 г. начинался с категорического требования хранить нерушимую верность папе и во всем ему повиноваться. Кардинал Уголино и наиболее трезвые сподвижники Франциска постепенно оттеснили на второй план основателя ордена. Франциск, надорванный бесплодной борьбой с блюстителями новых орденских порядков, умер в 1226 г. Его сразу же канонизировали, а Григорий IX и орденская верхушка создали культ святого Франциска. Беззастенчиво спекулируя на имени ассизского праведника, они окончательно приспособили орден “меньших братьев” к совсем не святым целям. Правда, кое-какие семена, посеянные Франциском и затоптанные покровителями ордена, при преемниках Григория IX дали всходы. Во второй половине XIII в. францисканский орден нередко потрясали смуты. В лоне ордена зародилось течение спиритуалов — мужей духа, — придававших заветам Франциска яркую социальную окраску. Спиритуалам суждено было сыграть значительную роль в миссионерской деятельности на Востоке, куда они, однако, далеко не всегда попадали по своему желанию.

В итоге доминиканский и францисканский ордена приняли на себя обязанности охранителей римской церкви. Доминиканцам папская курия вверила инквизицию и на оба ордена возложила гласный и негласный надзор за мирянами и клириками. Что особенно существенно, оба ордена получили монопольное право на распространение христианской веры in partibus infldelium (в стане неверных). Тем самым они взяли на себя роль организаторов католического проникновения во все нехристианские страны. Именно эта сторона деятельности францисканского и доминиканского орденов представляет для нас наибольший интерес.

Организационные принципы, положенные в основу миссионерской деятельности, были разработаны в годы понтификата Григория IX и развиты при его ближайших преемниках — Иннокентии IV (1243—1254) и Александре IV (1254—1261). Орденским миссионерам предоставлены были значительные привилегии и льготы. Они подчинялись только генералам и приорам францисканского и доминиканского орденов и папе. Архиепископы, епископы и прочие клирики не могли вмешиваться в дела миссионеров этих орденов и давать им указания и поручения; вместе с тем им предписывалось оказывать всемерное содействие миссионерам[34].

Важнейшим миссионерским плацдармом были Сирия и Палестина. “Святая земля” стала одной из первых неитальянских провинций францисканского ордена. Эта провинция учреждена была в 1217 г., когда сам орден находился еще в зачаточном состоянии. В Акке, Триполи, Антиохии, Тире, в орденских монастырях, готовились кадры миссионеров. Будущих миссионеров учили восточным языкам, кроме того, они получали основательные сведения о разных религиях и культах Востока. На мусульманских землях Сирии и Палестины миссионеры проходили прекрасную практику. Ради главной цели им разрешалось в нехристианских странах отпускать бороду, ходить в сарацинских одеждах, держать при себе деньги на личные нужды, применять оружие против сарацин и ездить верхом[35]. Из Акки и Антиохии десятки миссионеров уходили в Мосул, Багдад, города и селения Иконийского султаната, Великой Армении и Грузии[36].

Доминиканцы и францисканцы исполняли обязанности послов христианских государей и пап к различным восточным властителям. В этом качестве они появлялись в Сарае и Каракоруме, при дворах египетских султанов, багдадских халифов и эмиров мусульманской Сирии[37].

Каковы были цели миссионерской деятельности? Наипервейшая цель заключалась в приобщении к римской церкви народов и стран некатолического мира. И, разумеется, не ради спасения душ сарацинов, язычников и схизматиков. Папская курия в полном соответствии с теократическими идеями Григория VII и Иннокентия III стремилась утвердить свое господство не только в Западной Европе, но и в пределах всего земного мира.

Посылая на Восток францисканские и доминиканские миссии, папы руководствовались реальными политическими расчетами. Григория IX и Александра IV интересовали не подданные восточных государей, а сами эти государи. Обращение их в “истинную” веру открывало перед Римом заманчивые перспективы. Восточный государь, приобщенный к римской вере, становился вассалом Рима со всеми или почти всеми вытекающими отсюда последствиями. Приумножалась паства, стригомая по испытанной европейской методе, провинции восточных царств становились диоцезами римской церкви, различные вопросы внешней и внутренней политики новообращенный государь приучался решать в соответствии с рекомендациями римских легатов. Правда, нигде, кроме, быть может, Киликийской Армении, папству не удалось реализовать эту программу в полном объеме, но просчеты и неудачи не обескураживали ни наместников святого Петра, ни их орденских агентов.

Помимо этой программы-максимум миссии осуществляли различные планы меньшей значимости. На примере Плано Карпини, Лонжюмо и Рубрука мы видели, какого рода частные задания приходилось выполнять францисканским и доминиканским миссионерам в странах Востока. Информация, собранная этими миссионерами, представляла немалый интерес для папской курии, но она была поистине даром божьим для генуэзских и венецианских торговых людей. Сведения Плано Карпини и Рубрука явились для них ценнейшими путеводными указаниями. Организаторы торговой экспансии получили ясное представление о главных транзитных магистралях восточного мира.

Грубые и тонкие специи. Транзитная торговля приобрела в XIII в. огромные масштабы. Нас, разумеется, в первую очередь интересует восточная ее сфера, географические рамки которой непрерывно расширялись в XIII в. Начальный период европейской торговой экспансии, относящейся к годам первых крестовых походов, вызвал существенные сдвиги в хозяйственной жизни Запада. Устойчивый спрос получили заморские товары, о которых европейцы IX и X вв. имели лишь смутные представления. Во времена Гуго Капета и Генриха Птицелова подданные этих государей не знали белья, сахар считали изысканным лакомством, пряности — перец, гвоздику, корицу, имбирь — ценили на вес золота. В XII и тем более в XIII в. рыцари и буржуа начали уже носить нижнее белье и обильно приправляли восточными пряностями свои традиционные яства. Список объектов транзитной торговли, составленный в 30-х годах XIV в. прославленным флорентийским товароведом Бальдуччи Пеголотти, насчитывает 288 разновидностей одних только “специй”, т. е. товаров, которые на коммерческом языке XIX и начала XX в. назывались “колониальными”[38].

Один лишь перечень “грубых” и “тонких” специй показывает, что далеко не все они имели ближневосточное происхождение, хотя в первой половине XIII в. даже опытные генуэзские и венецианские негоцианты имели довольно неопределенные представления о родине мускатных орехов или гвоздики. Константинополь, Айяс, Триполи, Акка, Фамагуста и Александрия были гаванями, лежавшими на крайнем восточном рубеже сферы торговой экспансии Венеции, Генуи и других городов западного Средиземноморья. Древние азиатские