же такое безобразие происходит?

— Витебская область, Белорусская Советская Социалистическая республика.

Старший оперуполномоченный Великозаводского УВД прилежно зафиксировал мои слова на бумаге.

И тут же в сердцах бросил ручку на тетрадь. Недовольно нахмурился.

— Опять у чёрта на куличках! — сказал Каховский. — А поближе маньяка ты не мог найти? У нас в Великозаводске что, преступников нет? И не обязательно серийников. Вон, в нашем доме неделю назад убили старушку — Анастасию Михайловну Терентьеву. Лучше б ты мне имя её убийцы подсказал!

Он вынул из пачки сигарету.

— Терентьеву? — переспросил я. — Знакомая фамилия…

— Знакомая, — сказал Юрий Фёдорович. — Та самая жительница блокадного Ленинграда, которую ты сватал в жертвы этой грабительнице в белом халате — Тёткиной. Старушка жила вот в этом самом доме, во втором подъезде. С Тёткиной не повстречалась. Но это её не спасло. Задушили её. Шнуром от телефона. В этот понедельник.

Каховский прикурил. Выпустил в тополиную крону струю дыма.

— А с этим белорусом я что по-твоему должен делать? — спросил он. — В Витебск не поеду, даже не надейся. Там я уж точно никого не знаю. Да и отпуск мне теперь не дадут. А как на эту идею отреагирует жена!.. Такое и представлять не хочу. А если ещё, как ты говоришь, за дела этого твоего…

Майор заглянул в тетрадь.

—…Михасевича кучу народа на нары усадили, то моим подсказкам белорусские коллеги точно не обрадуются. И это ещё мягко сказано. Ведь за те посадки наверняка и повышения и медальки получили. Так что погонят меня из Витебска поганой метлой.

Каховский сделал пару торопливых затяжек. Примостил сигарету на край хрустальной пепельницы. Вновь взял в руку шариковую ручку.

— Ну, — сказал он. — Диктуй дальше.

— А больше я об этом деле почти ничего не знаю. Только то, что в Витебске уже в конце этого, начале следующего года всерьёз возьмутся за поимку этого маньяка. Туда пошлют для его поиска кучу народа из других республик. В том числе — из Генпрокуратуры и КГБ. Поставят витебских работников… вы сами представляете, в какое положение.

Каховский расставил руки, точно захотел меня обнять.

— Ну, вот! — сказал он. — Пусть они и разбираются!

— Они-то разберутся, дядя Юра, — сказал я. — Через год. А за это время… сами понимаете.

Посмотрел на окно, где снова дёрнулась гардина.

Зоя подслушивала, о чём я беседовал с её отцом.

Каховский сменил ручку на сигарету.

— Да уж, зятёк, — сказал он. — Задал ты мне задачку.

Юрий Фёдорович пожевал губу.

— Так может… ну её, а, зятёк? — сказал он. — Подскажешь лучше что-нибудь по делу Терентьевой?

Майор нехотя посмотрел на свои записи, будто надеялся, что те исчезли.

— Я бы подсказал, дядя Юра. Но когда я лежал в коме, Терентьеву должна была убить фельдшер. Именно этот вариант событий я видел. Но мы с вами это изменили. И Анастасия Михайловна прожила немножко дольше. Так что в этом деле я вам помочь не смогу.

Каховский кашлянул, тряхнул рукой.

— Жаль, жаль…

Юрий Фёдорович убрал ногу с пути крохотного метеорита, оторвавшегося от кончика сигареты.

Тот не прожёг штанину, но свалился на ковёр.

Где майор милиции наступил на него тапком.

— И что? — спросил он. — Ничего о наших, местных душегубах не знаешь? Неужели никакой полезной информации для родного города в этом своём недельном сне не раздобыл?

Каховский хитро прищурился.

— Ну почему, ничего, — сказал я. — Кое-что видел. Но не столь же срочное как дело ростовского или вот этого витебского товарищей.

Указал на тетрадь.

— От рук вот этих… продолжают гибнуть люди. А наши преступники преспокойно подождут, пока вы, дядя Юра, их поймаете — с моей помощью, или без неё.

— Ага, — сказал Каховский. — Значит, ты и про наши городские дела мне тоже можешь что-то рассказать. Так может, с них бы и начал? Чтобы я не мотался по твоей милости по всей нашей необъятной стране.

Старший оперуполномоченный взглянул на прожженный ковер, провёл тапком по его ворсинкам — замаскировал подпалину.

— Помните тройное убийство в восемьдесят первом году? — спросил я. — На улице Советских лётчиков.

Каховский завершил маскировку повреждённого ковра — вновь наступил на пятно ногой.

— Где пробили головы двум каталам? — уточнил он.

— Да, — сказал я. — Им. И тринадцатилетней девочке.

Юрий Фёдорович кивнул.

— Знаю это дело, — сказал он. — И что с того?

Поднёс к губам сигарету.

— Там на орудии убийства остались чёткие пальчики преступника, — сказал я. — Принадлежащие неизвестному. По ним убийцу легко будет опознать. Если, конечно, я вам подскажу, на чьи руки обратить внимание.

Каховский выдохнул дым через ноздри.

— А ты можешь? — спросил он.

Юрий Фёдорович придвинул к себе тетрадь.

— Могу, дядя Юра. Но не вижу смысла с этим спешить: тот товарищ в ближайшие годы никуда их города не денется и никого не убьёт — напротив, будет усердно приносить пользу на своём рабочем месте. Но девочку он зря тронул. Потому я его вам сдам. Позже. В обмен на услугу.

— На какую ещё услугу? — спросил майор милиции.

Закинул ногу на ногу.

— Ты понимаешь, зятёк, что убийство людей — это не мультфильмы по телеку и не пионерская игра? И обязанность каждого советского гражданина состоит в том, чтобы сообщать органам правопорядка любые сведения, что могли бы помочь следствию. Любые! Понимаешь?

Я отгородился от Зоиного отца кофейной чашкой.

— Не кричите на ребёнка, товарищ милиционер. Ваше поведение не красит моральный облик советской милиции. И плохо сказывается на моей детской психике.

Каховский покашлял, будто подавился дымом.

Показал мне кулак (внушительного размера).

— Я этому ребёнку сейчас уши оторву! — сказал он.

— А ребёнок расплачется и пойдёт домой, — сказал я. — Вам это нужно, товарищ старший оперуполномоченный? Нет?

Выдержал двухсекундную паузу.

— Детей обижать вы все умеете. А ещё стражами правопорядка себя называете. Дяденька милиционер, лучше подумайте, что можно сделать с этим белорусским отморозком. Ведь жалко же, если он кого-то ещё убьёт. Да и уши ему оторвать не помешало бы.

Я опустил чашку.

Юрий Фёдорович тихо выругался — очень нецензурно (я понадеялся, что Зоя не расслышала его слова).

— Вот ты… гадёныш мелкий! — добавил Каховский.

С крыши вспорхнула стая голубей (не вынесли милицейского сквернословия?), захлопали крыльями, уронили несколько перьев — те закружились в воздухе, умчались к тополям.

— Да что я могу с ним сделать? — спросил Юрий Фёдорович. — Тем более отсюда, из нашего… Великозаводска. Разве только…

Каховский замолчал.

Он вновь прикрыл левый глаз — уставился на дымок, что поднимался от кончика наполовину истлевшей сигареты.

— Разве только… что? — спросил я.

Юрий Фёдорович бросил сигарету в пепельницу (не затушил).

Из хрустальной туфельки повалил дым — будто из волшебной лампы перед появлением джина.

— Мы можем обратиться за помощью, — сказал Каховский. — К небезызвестному тебе генерал-майору Лукину. Расскажешь ему… то же, что рассказывал мне. Ведь ты сам говорил, что у него есть выход на Виталия Васильевича Федорчука. Или на друзей и помощников министра. Если Лукин убедит кого-то из служащих Центрального аппарата МВД СССР нам помочь…

Я помотал головой.

А потом и выставил перед собой руку (будто что-то или кого-то останавливал).

Майор замолчал.

— Нет, дядя Юра! — сказал я. — Так не пойдёт!

— Почему это? — спросил Каховский.

Он постучал руками по подлокотникам, вопросительно вскинул брови.

— А потому что никому и ничего не скажу, — заявил я. — Или вы меня за идиота принимаете?

Хмыкнул.

— Нет уж. Я лучше буду рассказывать о том, что вы мне угрожали… и всё такое прочее. И что вы отбираете у ребёнка карманные деньги, тоже всем растрезвоню — обещаю! Или вы не помните слова Высоцкого? «Ясновидцев» «во все века сжигали люди на кострах». Я на костёр не хочу, дядя Юра. Ни в прямом, ни в переносном смысле.

Я потряс рукой — будто протирал окно.

Юрий Фёдорович пренебрежительно фыркнул.

— Да что за ерунду ты себе втемяшил в голову, мальчик? — сказал он. — Если у тебя есть вот такие сведения…

Он ткнул пальцем в тетрадь.

—…То ты обязан поделиться ими с правительством своей страны! После ареста Чикатило нам будет проще доказать правдивость твоих слов. А если в твои предсказания поверят там!..

Каховский указал пальцем на балкон пятого этажа.

—…Всех этих маньяков будут брать за яйца по одному только твоему слову! Поверь мне, зятёк. Возможности провинциального опера и министра внутренних дел очень, очень сильно разнятся…

— Я это понимаю, дядя Юра.

Опустил руку.

— Но к Лукину не пойду, — сказал я. — Даже не уговаривайте.

— Почему?

— Да потому что я ещё не спятил. И пожить