Васька недоуменно посмотрел на людей, не дающих ему докопаться до мыши, которая там, внизу, точно есть. Должна быть. Ну, скорее всего… И чем так расстроена эта прекрасная тетка? Немедленно утешить! Показать всю силу своей любви! Ничего, тетка, не гор-рюй, мышь я обязательно выкопаю!..

И вот, в довершение всех бед, на Лену Синельникову с истошным и счастливым тявканьем опять напрыгнул этот ненормальный пес, только теперь он был еще и грязен, как выдернутая из грядки морковка, и потому льняному сарафану от Сони Рикель пришел конец. Лена взвыла и выдернула свою окровавленную руку у Макса, после чего выпалила:

— Держись от меня подальше вместе со своим псом, понял?! А ты не смей копать мои клумбы, придурок! И вообще, если ты не прекратишь, Сухомлинов, я обращусь в милицию.

— Это к Пашке, что ли?

— Для начала к Павлу Сергеевичу, а потом…

— Кстати, мысль насчет наших будущих детей мне понравилась. Когда начнем?

— Что?! Ах ты… Учти, Сухомлинов, я буду очень внимательно следить за тобой!

— О, не сомневаюсь. Ты же уже неделю тренируешься. Кстати, а чего ты глаза портишь, сквозь занавеску смотришь? Мне-то тебя видно прекрасно, а вот от тебя некоторые детали могут ускользнуть. Например, в ближайшие дни я собираюсь загорать без трусов…

Лена в исступлении замахнулась на него окровавленным кулачком, не в силах быстро подыскать достойный ответ, и тогда произошло удивительное: Макс Сухомлинов произвел некоторое… мерцающее движение — и оказался по ее сторону живой изгороди, прямо перед ней. В следующее мгновение он уже сжимал ее запястье, а еще через долю секунды ловко вывернул ей руку назад, ухитрившись при этом не только обезопасить себя от удара, но и прижать Ленку Синельникову к себе, прихватив ее за задницу.

Темным огнем полыхнули перед ней глаза Макса, и на своем лице она почувствовала его теплое дыхание. Немыслимые губы изогнулись в ехиднейшей в мире усмешке. Расстояние между их лицами неумолимо уменьшалось, и Лена с ужасом понимала, что противостоять этому проклятущему Сухомлинову она не может, в особенности учитывая, что он держит ее за попу, а его бедра прижимаются к ее животу так тесно, что никакого воображения не требуется, чтобы понять, КАК он возбужден…

Через мгновение они целовались. Бурно, неудержимо, почти зло, выкладываясь без остатка, превращая прелюдию любви непосредственно в любовный акт. Выпивали дыхание друг друга, овладевали без стеснения, рычали и стонали…

Это все длилось ровно четыре с половиной секунды, Аглая Кулебякина хронометрировала.

Потом Макс отстранился от Лены и расплылся в такой самодовольной и наглой улыбке, что она рванулась — и чуть не упала, потому что он ее отпустил.

— Ты!.. Ты!.. Ты так…

— Клево целуюсь — о, да! Я долго тренировался, потом практиковал в различных регионах. Тут ведь что главное — раскрыть чакры. Потом запускаешь энергию ци, каналы открываются…

— Ты…

— Колдун, волшебник, чародей — все знаю. Ты слушай дальше и дыши. Дышать надо, Ленк, иначе задохнешься. Так вот, после этого дела страшно повышается работоспособность. Даже я боюсь прям представить, какой бисквит ты сварганишь в ближайшие пару часов! А вот на следующем занятии я, возможно, раскрою тебе некоторые тайны тантрического секса…

Дыхание наконец-то вернулось, а вместе с ним — неожиданно хорошее настроение и способность язвить. Ленка Синельникова лихо подоткнула грязный сарафан повыше, нахально подбоченилась, дунула на светлую челку, откидывая ее вбок, и процедила, сверкая своими серо-зелеными глазищами:

— Но даже самый тантрический из всех тантрических сексов не принесет мне столько морального и физического удовлетворения, сколько ма-аленькая, малю-у-сенькая заметочка в газете: «В результате трагического инцидента с газонокосилкой гражданин С. лишился правого яйца. Левое отвалилось само, газонокосилка не пострадала». Чао, придурок! Василий — не смей копать!

С этими словами Ленка Синельникова удрала домой, потому что Макс Сухомлинов хохотал слишком искренне и слишком заразительно, чтобы она могла удержаться и не броситься к нему в объятия…

Это была не ночь, а конец света. Максу приснилось, что ему на грудь сел большой потный слон, и он в ужасе проснулся.

«Слоном» оказалась его собственная футболка, мокрая от пота и горячая, как компресс. Максим с отвращением сорвал ее с себя и отправился в душ.

Воды в душе оказалось… кастрюли полторы, дальше в трубах засвистело, захрипело и затихло окончательно. Поди ж ты, умилился Макс, элитный поселок — а водонапорную на ночь отключают, как и при советской власти.

В любом случае, он слегка освежился, и спать больше не хотелось. Макс взглянул на часы — половина первого. По московским меркам вполне рабочее время. Надо бы пойти на кухню, где стоит ноутбук, и хотя бы просмотреть материалы, которые он взял с собой из офиса, чтобы «поработать на природе».

Перегонка подержанных авто осталась в далеком прошлом, и теперь Максим Сухомлинов — на пару все с тем же дружком Серегой, Сергеем Викторовичем — владел небольшой, но весьма уважаемой фирмой, занимающейся разработкой проектов и дизайном жилых помещений экстра-класса. Образование искусствоведа в сочетании с истинно сухомлиновской хваткой приносило прекрасные дивиденды, и последние семь лет Максим мог действительно ни в чем себе не отказывать. В пределах разумного, естественно. Яхты у него не было, самолета тоже, но вот «лендровер» с правым рулем в его гараже исполнял роль допотопного «газика» — для Москвы и в Москве же остались «лексус», «БМВ» и «феррари».

Серега долго ныл, утверждая, что без Макса вся работа встанет, а после сообщения о том, что Макс уезжает минимум на месяц, а то и на все лето, вообще закатил глаза и изобразил глубокий обморок. В юности Серега служил в спецназе, комплекцией обладал соответствующей, поэтому в обморок партнера Макс не поверил, оставил ему запасные ключи от квартиры и печать, покидал в «лендровер» вещички, изловил влюбленного в соседку-ротвейлершу Василия — и уехал в Кулебякино.

Как выясняется — не зря.

Макс потянулся, с удовольствием ловя обнаженным телом теплый сквознячок от окна. В памяти всплыли глаза и губы Ленки Синельниковой, на коже загорелись невидимые следы от ее напряженных сосков… значит, не забыла она его!

Первый семестр он проучился, как в тумане. К счастью, по старинной русской традиции большая часть первого семестра в МГУ проходила на бескрайних картофельных полях Серпуховского района, и потому Максу ничто не мешало предаваться сладостным воспоминаниям о последней ночи своей невинности, а также еще более сладостным мечтам о грядущей встрече с Ленкой Синельниковой… и о долгой счастливой жизни с ней вместе.

В сердечных делах хороши буря и натиск, долгие же размышления до добра не доводят. Мысль «Как же было клево!» сменилась мыслью «А было ли ей так же клево, как мне?», а там и совершенно пораженческой «Может, ей вообще не понравилось?». По приезде в Москву Макс поступил именно так, как поступать нельзя ни в коем случае: отправил в Кулебякино открытку с номером своего телефона и припиской: «Если хочешь, позвони. Макс».