Шрифт:
Интервал:
Закладка:
‒ Твоя кузина не особенно заботилась о своей репутации, когда раздвигала передо мной ноги не будучи моей женой!
Новость не то, чтобы была в новинку, но слышать это вот так, было не совсем приятно.
‒ Я… д-даже не знаю, что сказать… ‒ произнес Илмар сдавленным голосом.
‒ Хочешь поведать, что ты и твоя слишком умная кузина не строили за моей спиной свои собственные планы?! ‒ Хельгуд схватил своего молодого полководца за горло. ‒ Думаешь, я такой идиот, что ничего не понял еще тогда, когда она легла под меня в первый раз?!
И тут Илмар понял, что все кончено. А ведь Ульга убеждала его, что получится. Глупо было вообще поддаваться на бабские уговоры, но тогда казалось, что и правда план безупречен. Правитель хоть и старый самодур, но далеко не дурак, хуже того ‒ совсем не дурак.
‒ Ты считаешь, что я не разгадал ваши намерения манипулировать мной?!
Дышать Илмару становилось все труднее, а старик и не собирался его отпускать. Вот упертый баран!
‒ Так вот ‒ знай свое место, щенок! ‒ и правитель отшвырнул начинающее слабнуть тело молодого человека. ‒ Я не первый день живу на земле, и правлю этой страной не одно десятилетие. Такие интриганы, как ваша семейка мне встречались и встречаются на каждом шагу. И, если тебе дорога твоя родственница и твоя собственная шкура, то ты перестанешь валять дурака, выслуживаясь перед врагами! А займешься тем, что я тебе прикажу ‒ посмеешь опять поступить по-своему, ваши головы полетят с плеч!
На последней фразе Хельгуд многозначительно уставился на Унбара, от чего тот активно закивал, соглашаясь на все, лишь бы не укоротиться на голову прямо сейчас.
‒ Отправляйся и верни ее! ‒ процедил правитель. ‒ Ищи, но найди живой и не важно где! Ты меня понял?! Верни ее!
Илмар смотрел на старика во все глаза. Нет, явно с девчонкой что-то было не так! Ни одна дочь Хельгуда не вызывала в нем столько эмоций. Правителю было наплевать на судьбу всех своих отпрысков женского пола. Говорили, что одну из девиц он даже отдал вождю северных кугуров, а это было равносильно тому, если бы он отдал ее в рабство. Кугуры не отличались почтительным отношением к женскому полу. Они вообще и на людей-то были слабо похожи. Но Хельгуд после этого той дочерью и не интересовался никогда, получив за ее возможность передвигаться по Снежным землям, и даже свободно вести торговлю.
Чего же он тогда разошелся из-за Вилии так? Тощая, невысокая, невзрачная какая-то, а столько крику. Ульга. Это она предложила высватать девчонку, значит эта хитрая бестия знает что-то, чего не знает сам Илмар. Рыжая стерва почти подставила его. Он с ней ещё поговорит, думал про себя посрамлённый переговорщик, когда возвращался от Хельгуда, он не просто поговорит с любезной кузиной, а вытряхнет всю правду о ее матримониальных планах.
‒ Унбар! ‒ обратился Илмар к младшему брату. ‒ Собирай всех прямо сейчас, выдвигаемся сегодня же на рассвете.
‒ Есть какие-нибудь идеи? ‒ Унбар не смел поднять глаза на старшего брата.
‒ Вышлем разведчиков, пусть идут по следу сугуров!
‒ В том-то и беда… ‒ юноша запнулся, не зная, как сообщить новость.
‒ Что?! Говори! ‒ Илмар остановился и внимательно посмотрел на брата. ‒ Мне уже осточертели сюрпризы!
‒ Сугурский след теряется у границ на севере, ‒ понуро промолвил Унбар. ‒ Получается, что они не вернулись по тому пути, по которому пришли.
‒ Твою мать за дышло! ‒ Илмар в сердцах выругался.
И дернуло его послушать Ульгу и посвататься к Серой мыши!
‒ И правда стоило забрать девчонку к себе, ‒ тихо произнес младший брат, скорее самому себе в назидание, чем в укор старшему отпрыску семьи Ельвер.
‒ Не лезь туда, куда не просят! ‒ огрызнулся Илмар. ‒ Притащить ее в эту берлогу, чтобы она тут извела всех своими капризами?
‒ Что ты о ней вообще знаешь? ‒ теперь Унбар смотрел на брата с вызовом. ‒ Зачем тогда сватал, если она тебе так не по душе?
‒ Потому что так надо было!
‒ Это ведь была идея Ульги! Она тебя подговорила, а ты послушался!
‒ Заткнись! ‒ Илмар схватил юношу за тунику на груди, до характерного треска расшитого льна. ‒ Твоих нотаций мне еще здесь не хватало!
‒ Говорят, она родилась от провидицы-горянки!
Это было неожиданно на столько, что Илмар отпустил брата.
Теперь все усложнялось в разы! И становилось понятно почему так бесится Хельдог. Провидиц больше нет, а Вилия могла стать последней.
Последней на весь белый свет.
Регьярд
Она дремала прямо на моей груди, и мне от чего-то вспомнилась моя мать. Может это еще не выветрившийся из пыльного порванного платья запах степных трав, которые заботливые руки развешивали под потолком моей спальни. Только к этим ласковым и теплым ладоням, будучи маленьким, льнул я. Годы полные ненависти и отчаяния, проведенные на чужбине выжгли воспоминания о самом дорогом, что было в моей жизни. Но девочка из Смежных земель принесла с собой воспоминания о том далеком лете, когда объятья матери хранили его, как нынче плотный тёплый плащ. Захотелось вдруг окружить её защитой, даровать ей хоть каплю ласки, что ожила в моём сердце.
Никогда ни одна женщина не вызывала во мне таких смутных чувств, будто пришедших из глубины забытых снов. Это было и странно, и приятно одновременно. Неужели это значило, что я нашел свою судьбу?
Мой отец невыразимо сильно любил мою мать. Но не смел жениться на ней, так как она была рабыней ‒ практически бесправной вещью, которая принадлежала своему господину. Долгое время я не понимал, почему меня не пускают играть к другим детям и не разрешают чаще видеться с отцом. Пока однажды все не изменилось.
Пока тебя не признали мужчиной, воином, ты живёшь в мире многих непонятных и необъяснимых вещей, потерявшись среди сказок и волшебства. До первой раны, до первой пролитой крови.
Отец брал меня на охоту, дозволяя выпустить первого коршуна, мать раскладывала передо мной соцветия трав, рассказывала об их целительных силах ‒ не это ли счастье? У нас с матерью была крыша над головой и еда. Такие совершенно обычные вещи. Их начинаешь ценить только тогда, когда они исчезают из твоей жизни напрочь.
Годы, проведенные в сражениях за собственную шкуру и право на наследие своего отца, срастили руки с клинками, закалили сталь сердца в пламени осад и битв, потеря близких выжгла душу. До уголька, до зольной пыли. Я хорошо запомнил, что погибелью для моего отца стала любовь к моей матери, которую ему не простила жена-северянка.