— Не знаю, как все получилось, но ведь это вы спасли маленькую суч… девочку. Я спасла только Живчика.

Псина, услышав свою кличку, пытается лизнуть меня в причинное место и получает по морде. Животные меня не возбуждают.

— Пожалуйста, не упоминайте обо мне в статье, — обращается к репортеру Человек-амфибия. — Я ничего особенного не сделал. Лучше возьмите интервью у дамы.

Бланш рада стараться:

— Это моя внучатая племянница, ну, то есть жена моего внучатого племянника…

Дальше сплошной писк — я еще не забыла, как заглушать речь.

Да что же это они? В паре роют мне могилу? Я уже не сомневаюсь: Человек-амфибия — клиент. Иначе почему он такой сексуальный?

Репортер тащит ко мне девчонку; та, видимо, чувствует, что я убить ее готова, и ударяется в рев. Мамаша пытается ее унять, рев переходит в визг. Не самый удачный кадр — я еще надеюсь, что Тед-Проныра не станет это снимать. Напрасно: птичка вылетела. Счастливые мгновения от фирмы «Кодак»: узоры стекают с шелкового платья, девчонка заходится плачем, Живчик лезет целоваться.

Боже!

Продолжения шоу никто не обещал: уразумев это, толпа нехотя рассасывается. Бланш, оказывается, спит и видит, как бы попасть в газету. Надо запомнить на будущее. Засекреченный Человек-амфибия под шумок пытается скрыться.

Мне необходимо узнать, как его зовут, — в разговоре с Люси я переведу на него стрелки. Я устремляюсь за Амфибией. Устремляюсь — это громко сказано: не забывайте, я потеряла одно сабо, мне остается ковылять походкой пеликана.

— Вы забыли куртку.

Что у меня с голосом, откуда этот идиотский щебет?

Амфибия окидывает меня таким взглядом, что по телу бегут мурашки.

— Вам она сейчас нужнее.

— Я сдам ее в чистку, а потом верну. Как вас зовут?

О, если бы я была на седьмом уровне! Тогда я бы элементарно выудила у Амфибии все, что меня интересует.

— Натаниэль Стивенс.

Я заношу информацию в головную базу данных и протягиваю Натаниэлю руку. Куда девались моя самоуверенность, мое самообладание, моя магия, наконец? Я как выжатый лимон, будто наколдовала себе всю последнюю коллекцию, от босоножек до серег. Снова чувствую себя облезлой бухгалтершей тридцати восьми лет.

— Зовите меня Ви. У вас есть визитка?

Он смеется. Не понимаю, что тут смешного. Визитками уже, кажется, обзавелись самые отсталые слои населения.

— Я военный. Визиток нам не полагается.

— Забавно, — реагирую я, ломая голову, как это клиента угораздило попасть в действующую армию, ведь там могут убить!

Застарелая некрофобия впивается в горло, я делаю шаг назад. Нет, он не клиент. А может, он клиент-мазохист? Будет о чем подумать на досуге.

Натаниэль протягивает руку, будто хочет ко мне прикоснуться, но вместо этого достает ручку из кармана своей куртки. (Ты разочарована, Ви? Серьезно?) Натаниэль записывает свой телефон.

— Позвоните, когда вздумаете вернуть куртку.

До меня доходит, что куртка лётная. Я-то думала, парень просто купил ее в «Блумингдейл». Оказывается, это не выпендреж, все по-настоящему.

— Вы летчик?

Я делаю умное лицо. Конечно, он никакой не клиент. Он от природы такой тарзанистый, чтоб его.

— Нет, я служу в морской пехоте. А куртку я купил в «Блумингдейл».

Не летчик, значит.

— Хорошо, я позвоню.

Нелетчик засовывает руки в карманы штанов, и хозяйство, без того внушительное, становится еще рельефнее. Я стараюсь не пялиться.

— Буду ждать. И знаете что, Ви…

Я поднимаю глаза — слишком поспешно.

— Что?

— Вы совершили хороший поступок.

Мысленно я уже падаю в геенну огненную. Хороший поступок, ха! Этого-то я и боялась.

* * *

Сегодня вечером в галерее Борански в Челси состоится показ осенней коллекции Марка Джейкобса. Люси пока молчит, и я не теряю надежды, что репортаж о показе не оставит на полосе места для заметки о моем «подвиге» в парке. Хоть бы на обеде присутствовали близняшки Олсен — тогда статью о спасении девчонки спрячут в самый дальний файл, и две юные красотки задвинут Старую Вешалку Ви. Надежда умирает последней.

Сегодня я смогу читать мысли — я ведь уже практически на четвертом уровне. Конечно, для этого лучше бы отправиться в Атлантик-Сити, в казино, — там я бы получила от своих новых возможностей не только моральное, но и материальное удовлетворение, — а пока ограничусь Челси.

Начнем с таксиста.

— Шеф, поедемте-ка в Нью-Джерси. Скажем, в Ньюарк.

Таксист реагирует немедленно:

«Джерси? Какого хрена ей понадобилось в Джерси? Может, чаевые приличные даст?» Слова идут будто из-под земли — этакий замогильный голос, как в голливудских крупнобюджетных ужастиках. Не иначе, Люси прикололась.

— Да ладно, я пошутила. Отвезите меня на Западную Двадцать вторую улицу, к галерее Борански.

«Слава богу. По пятницам в туннеле Линкольна жуткие пробки. А так я успею на «Последнего героя». Интересно, Черил придет? Могли бы перепихнуться».

Я «выключаю» таксиста и откидываюсь в кресле — читать всю дорогу его так называемые мысли нет ни малейшего желания.

Наконец мы на месте. Должна сказать, что выставочные залы и галереи не моя стихия. Я и до продажи души не интересовалась живописью. Современное искусство я вообще не понимаю, однако делаю умное лицо — уверена, что девяносто процентов меценатов заняты тем же. Галерея расположена в здании бывшего склада — потолок высотой тридцать футов, стены обшиты листовым железом — такую громадину разоришься отапливать. На выставки и показы я всегда хожу в мехах — не только потому, что это модно, но и потому, что жестоко мерзну.

Сегодняшний перформанс — удачный микс из живописи и моды. Основной акцент — на осеннюю коллекцию Марка Джейкобса. Все явились в солнечных очках от него же. Это что, прикол такой?

Меня встречает мой нынешний, небезызвестный Гарри Гаррисон, наследник хлебной империи Гаррисона и профессиональный плейбой. Гарри — этакий современный кроманьонец: он может затащить в постель любую женщину, все ведутся на его фирменную фразу «Не имею чести быть представленным вам, хотя финтифлюхнул бы вас с удовольствием». Фамилия Гарри не сходит со страниц желтых газет. Я, разумеется, только встречаюсь с ним — и то лишь под настроение. Жизнь прекрасна!

А как я жила еще два года назад? Мужчины вроде Гарри на меня и не глядели, куда уж там ухаживать! Максимум, на что я могла рассчитывать, — кобелина Марв, ни уха ни рыла. И даже это ничтожество мне не удалось удержать — десять лет изнурительного фитнеса и строжайшей диеты не помогли, Марв сбежал с Подстилкой Кимберли, которую я считала подругой. До сих пор, как вспомню, меня прямо трясет от ненависти. Я стараюсь не думать о прошлом, однако оно так и норовит просочиться в какую-нибудь щель и дать пинка под зад — причем в самый неподходящий момент.