— Да, спасибо… только немного холодновато, но…

— Проклятая труба лопнула, — пробормотал Джос из-за газеты.

— Джос, ты вообще собираешься ее чинить? — спросила Мелба, вытирая и убирая на место тарелки. — Он не может жить там в такую погоду без отопления. Даже здесь внизу довольно-таки холодно, не говоря уже…

Джос отложил газету и пристально посмотрел на жену поверх очков с полукруглыми стеклами, одна из дужек которых держалась лишь на скотче. Вокруг лысой макушки, словно сорняки, торчали пучки волос.

— Попозже заскочу в «Станнардс» и куплю ему один из этих маленьких радиаторов, — откликнулся он. — Они стоят недорого.

— Лучше бы ты починил трубу, — возразила Мелба, фыркнув. — Этим штукам нужно много электричества, как тебе прекрасно известно.

Джос снова спрятался за газетой. Том молчал, жуя бутерброд, — меньше всего на свете ему хотелось оказаться поводом для ссоры. Он ненавидел ссоры. Он бросил взгляд на оборот дядюшкиной газеты, и его внимание привлекла фотография странного вида мужчины, стоящего перед большим белым зданием. Его глаза казались неправдоподобно огромными, нос был тонким и острым, а в зачесанных назад черных волосах просверкивала седая прядь.

«Кэтчеры намерены вернуться в Кэтчер-холл, — гласил заголовок, — но они не в восторге от нашей погоды».

Том подался вперед и прочел:

«Кэтчер-холл — родовое гнездо семейства Кэтчеров — снова станет жилым. Долгие годы грандиозный особняк на вершине холма Кэтчера пустовал, но теперь дон Жерваз Аскари, из перуанской ветви семейства, решил поселиться в нем после тридцати лет торговли какао. Дону Жервазу понадобятся немалые средства, чтобы восстановить прежнее великолепие здания, но вчера он сообщил корреспонденту „Вестника Дрэгонпорта“: „Это дом моей семьи, и я готов потратить любые деньги, миллионы, если потребуется. Пугает меня только этот ваш английский дождь“».

— А кто такие Кэтчеры? — простодушно полюбопытствовал Том.

Стоило этим словам сорваться с его языка, как температура в комнате упала градусов на десять. Джос опустил газету и уставился на него.

— А почему ты спросил, Том?

— Ну… просто там, в газете, фотография одного из них перед Кэтчер-холлом, вот и все.

Джос перевернул газету и внимательно рассмотрел фотографию.

— Дон Жерваз Аскари — шоколадный миллионер из Перу, да? — Он громко фыркнул. — Денег больше, чем ума, в этом нет сомнений.

— Да, выглядит он странновато, — добавила Мелба, заглянув в газету через плечо мужа, — но ведь он Кэтчер, и не стоит ожидать от него слишком многого. — Вздохнув, она вернулась к раковине. — Но только подумай обо всем этом шоколаде! Готова поспорить, у него его полные подвалы… Мм… Думаю, ради такого случая я могла бы сделать исключение, — поддразнила она супруга. — Что скажешь, Джос?

— Скажу, что ты совсем спятила, — фыркнул тот, вскакивая на ноги. — Давай-ка, Том, пойдем отсюда.

Дядюшка вышел из кухни, шаркая шлепанцами, вытащил из кармана халата большой ключ и отпер замок.

— Так все же кто такие Кэтчеры? — повторил вопрос Том.

Джос склонил голову набок и нахмурился.

— Том, дружок, тебе нужен небольшой урок истории, — хрипло проворчал он, распахнул тяжелую дверь и двинулся вперед по узкому сумрачному коридору, стены которого были украшены поблекшими гравюрами с изображениями змей и ящериц.

— Видишь ли, как обстоят дела, — начал Джос. — Дрэгонпорт — маленький городок, и долгие-долгие годы здесь жили только две большие семьи: Кэтчеры и Скаттерхорны. Кэтчеры поселились на холме на том берегу, — он небрежно махнул рукой в сторону реки, — а Скаттерхорны — на этом. Но с самых незапамятных времен Кэтчеры и Скаттерхорны ненавидели друг друга. На дух не переносили.

— Почему? — спросил Том, едва поспевая за дядей, когда они свернули за угол в другой полутемный коридор, на этот раз — украшенный выцветшими гравюрами попугаев.

— Почему? Почему? Таков обычай, дружок, — отозвался Джос. — Назови любую войну, спортивные соревнования, состязание по бегу в мешках — что в голову придет, и можешь не сомневаться, Скаттерхорны занимали одну сторону, а Кэтчеры — другую.

Том непонимающе смотрел на дядю.

— Никто не знает почему. Уж я-то точно не знаю. Просто так всегда было и, вероятно, будет.

— Но… это же все равно что ввязаться в драку, а потом забыть зачем?

— Возможно, — протянул Джос, выгнув брови дугой. — Не спорю, малыш. Но в этом и есть суть обычаев. Они просто возникают, и никто не помнит почему.

Дядя ускорил шаг, и Том едва разбирал, что он говорит.

— В любом случае, в этой долгой междоусобице было одно исключение. Около ста двадцати лет назад случилось неслыханное: Кэтчер и Скаттерхорн стали лучшими друзьями. Представь себе! И их семьи ничего не смогли с этим поделать. — Джос задержался полюбоваться картинкой с попугаем, преследующим паука. — Хотя, смею тебя заверить, пытались. — Он опустил взгляд на Тома и громко прошептал: — Их звали Август и Генри.

— Сэр Генри Скаттерхорн — человек, основавший этот музей? — взволнованно спросил Том.

— Верно, — подмигнул Джос. — И заодно брата твоего прапрадедушки. В свое время сэр Генри был одним из величайших охотников в мире, а его ближайший друг Август Кэтчер — одним из лучших, если не лучшим, таксидермистом. Так что этот музей они решили основать вместе. Сэр Генри добывал образцы, а Август их обрабатывал. И хотя я, конечно же, небеспристрастен, но все же считаю, что это самое впечатляющее собрание чучел на земле.

Они дошли до конца коридора и остановились перед высокой дверью красного дерева.

— И находится оно здесь.

Дядюшка Джос, несколько рисуясь, распахнул дверь, за которой обнаружилась погруженная в полумрак квадратная зала. И в тот же самый миг раздался легкий звон, и Том увидел, как в воздухе что-то ярко сверкнуло.

Бах!

Звон разбившегося стекла эхом разнесся по комнате.

— Пиявка на борту! — просипел Джос, щурясь на застекленную крышу, в которой теперь недоставало одной панели. — Думаю, это градина. Размером с чертов мяч для гольфа.

Шаркая ногами, дядя начал собирать осколки. Когда глаза привыкли к сумраку, Том увидел, что находится в просторном, старинного вида зале, заполненном чучелами всех форм и размеров. Некоторые стояли в больших застекленных витринах у стен, другие красовались на разбросанных по залу возвышениях. Мальчик начал медленно обходить помещение, заглядывая в каждый темный уголок. У задней стены под надписью «Африка» прайд львов с высокой скалы озирал равнину, на которой паслись стада газелей и антилоп. Хищников, казалось, возмущало то, что под их лапами мельтешат бородавочники и сурикаты.

Рядом развернулась картина из жизни тропического леса, где змеи, лягушки и лемуры сновали в ветвях, а из листвы застенчиво выглядывал тапир. Огромный орангутанг сидел в развилке дерева напротив волка в снегах, жадно высматривающего зайца-беляка. Вдоль одной стены располагались угрюмого вида осетры под полками, заставленными иглобрюхами и акулами. Чуть выше над головой щетинистого броненосца кружили летучие мыши, а у двери семейство панголинов обнюхивало землю у подножия термитника. В витрине с подписью «Мелкие млекопитающие» вомбат щерился на кенгуру, а полкой ниже носач что-то втолковывал коати. В углу стоял большой стеклянный купол, под которым над цветущим кустарником порхали сотни крошечных, похожих на драгоценности колибри, а маячащий напротив огромный зверь занимал чуть ли не целую стену. Лишь когда Том разглядел пару мощных изогнутых бивней, он узнал в животном мамонта. Все экспонаты успели потускнеть и запылиться, но все же произвели на Тома огромное впечатление. Он никогда прежде не видел столько разных животных — ни живых, ни чучел.