Ученики ее были довольно разношерстной компанией. Всего их было 76 человек. Примерно половина были «детьми боярскими», а все остальные – разночинцы либо выпускники еще ранее основанной школы при первой московской типографии.

Курс начинался с подготовительного класса, который назывался «русской школой». Потом ученики переходили в «школу греческого книжнего писания», изучали славянскую и греческую грамматику и латынь, затем приступали к изучению иных предметов, соответствующих высшей ступени обучения, – риторики, диалектики, богословия, физики. В учебный материал были включены труды Аристотеля, Демокрита, Кампанеллы…

Помимо русских, в академии обучались также украинцы, белорусы, выходцы из Речи Посполитой, крещеные татары, литовцы, молдаване, грузины и греки. Ученики старших «классов» учительствовали у младших.

Михаил первоначально думал о поступлении в Навигацкую школу: ее выпускников он встречал в Архангельске и о ней знал больше. Но судьба распорядилась иначе. Поступление Ломоносова в Славяно-греко-латинскую академию обычно объясняют тем, что он встретил знакомого, который отвел его в Заиконоспасский монастырь.

Друг Ломоносова академик Якоб Штелин рассказывал: «В Москве, где у него не было ни души знакомых, спал он первую ночь на возу. Проснувшись на заре, он стал думать о своем положении и с горькими слезами пал на колена, усердно моля бога ниспослать ему помощь и защиту. В то же утро пришел городской дворецкий на рынок закупать рыбы. Он был родом с той же стороны и, разговорившись с Ломоносовым, узнал его. Этот дворецкий просил своего приятеля, монаха из Заиконоспасского монастыря, исходатайствовать у архимандрита для Ломоносова позволения вступить в семинарию».

Еще в начале XVIII века Спасские школы принимали людей «всякого чина и сана»: сын кабального человека, конюха, купца мог соседствовать с сыном церковнослужителя и даже с сыновьями знати. Этим Славяно-греко-латинская академия разительно отличалась от других образовательных учреждений. Однако стипендии у обучающихся были разные: княжеские дети получали в месяц по золотому, а простые – по полтине.

Поэтому Михаил мог рассудить, что шансов поступить именно в Спасскую школу у него больше: там училось много простонародья, а дворяне ту школу не жаловали. Историк Татищев писал, что в академии «много подлости», то есть учатся выходцы из низших сословий. В 1729 году половину учащихся составляли солдатские дети, и это снижало престиж учебного заведения. Власти решили его повысить и примерно за два с половиной года до прихода Ломоносова в Москву запретили принимать в Спасские школы «детей солдатских и крестьянских». Указ Синода от 7 июня 1728 г. предписывал от академии «помещиковых людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных… отрешить и впредь таковых не принимать». В результате этого указа число учеников в академии резко сократилось. Ректор академии жаловался, что духовенство не отдает своих детей в академию, а из других сословий запрещено принимать, из-за чего «число учеников во всей академии зело умалилося и учения распространение пресекается».

Энтузиазм учащихся значительно снижало и то, что полный курс в Славяно-греко-латинской академии был рассчитан на 13 лет. Это в лучшем случае! У некоторых обучение затягивалось лет на двадцать. Оно было разделено на 8 классов, или, как в то время говорили, на 8 «школ», которые включали в себя 4 низших класса: фара, инфирма, грамматика, синтаксима; два средних: пиитика, риторика и логика (на их обучение отводилось 5 лет); два высших: философия и богословие. Преподавание велось круглый год, без каникул.

Хотя Михаил Васильевич не был крепостным и его уход с родной земли не грозил ему никакими страшными последствиями, по новым правилам он не мог претендовать на получение образования. Пришлось соврать! Ломоносов заверил администрацию московской Славяно-греко-латинской академии, что он «города Холмогор дворянский сын». Архимандрит Заиконоспасского монастыря Герман Копцевич, знаток философии, преподаватель богословия и ректор Славяно-греко-латинской академии, беседуя с молодым человеком, поверил ему. Очевидно, настоятелю не пришло в голову, что столь развитый ум и грамотная речь могли быть у простого крестьянина. А может быть, настоятель был в душе не согласен с указом 1728 года и решил не стоять на пути у стремящегося к знаниям провинциала.

Так Ломоносова зачислили в первый класс. Было это 15 января 1731 года. Очень скоро архимандрит Герман имел возможность убедиться в своей ошибке. Уже в мае того же года интригами завистников он был снят с должности ректора академии и рукоположен в должность архиепископа Архангелогородского и Холмогорского. Белокаменную Москву ему пришлось променять на суровый северный край. В тех местах он и провел последние пять лет жизни, хорошо узнав, что никаких дворян Ломоносовых нет и в помине. Скорее всего, ему и рассказали историю о беглом сыне крестьянина Василия Дорофеевича. Но разоблачать обман Копцевич не стал, наверное, пожалел талантливого студента.

В дальнейшем, в годы обучения Ломоносова, ректоры академии не раз менялись. Все они, согласно правилам, были людьми достаточно хорошо известными, «не вельми свирепыми и не меланхоликами».

С 2 мая 1731 г. по 16 августа 1732 г. эту должность исправлял Софроний Мегалевич – учитель риторики, префект, наставник богословия. С 30 августа 1732 г. по 12 декабря 1733 г. – Феофилакт Журавский, о котором известно мало; а с 12 декабря 1733 г. – епископ Стефан Калиновский – даровитый педагог, талантливый и искусный проповедник своего времени. Большая часть ректоров и преподавателей академии получила образование в Киевской духовной академии.

История сохранила имена и преподавателей Славяно-греко-латинской академии. За латинскую азбуку Ломоносова посадил иеромонах Модест Ипполитович, а одолев оную, юноша посещал латинский грамматический класс Германа Канашевича. Синтаксис преподавал ему белец Тарасий Постников, а в российской и латинской поэзии наставлял иеромонах Феофилакт Кветницкий. Ломоносов слушал риторику у иеромонаха Порфирия Крайского, который после того заступил на место ректора училища.

Епископ Белгородский и Обоянский Порфирий (в миру Петр Николаевич Крайский) сам был выпускником Спасских школ. Он окончил полный курс как раз за год до того, как в школы поступил Ломоносов. Преподавать он начал еще будучи студентом.

Прославился он тем, что составлял для учащихся особые диеты для улучшения памяти, но неизвестно, мог ли Ломоносов позволить себе такие изыски: с деньгами у него было туго. Однако курс риторики ему понравился: он собственноручно переписал весь учебник.

Читали в академии лекции ученики иеромонаха Феофилакта Лопатинского – Стефан Прибылович и Гедеон Вишневский. Их учитель – выпускник Киево‐Могилянской академии, знаток древней и средневековой философии – был ярым противником влиятельного сподвижника Петра Первого Феофана Прокоповича, конфликт с которым привел его даже к тюремному заключению, подорвавшему его здоровье.

Обучение

Ломоносову на момент поступления в Спасские школы исполнилось уже 19 лет, а его сокурсникам – всего лишь по 15–16. Конечно, над ним смеялись! И насмешников было много: в год его поступления в академии было 236 студентов.

Друзей в Спасских школах Ломоносов не приобрел. По всей видимости, он был малообщителен, а в ответ на насмешки мог дать и зуботычину. Вспыльчивость, манера в гневе переходить к рукоприкладству – эти черты сохранялись у него всю жизнь.

Все свое время Михайло посвящал учебе: ему нужно было наверстывать упущенное время. Он знал: через год срок действия его паспорта истечет, и за это время нужно как можно лучше себя зарекомендовать, чтобы академическое начальство документ ему