Дверь открылась, и кто-то откашлялся. Всхлипнув, подняла голову и увидела одного из сопровождающих незнакомца. Он стоял в дверях и, вздернув бровь, смотрел то на меня, то на обрывки денег.

– Вам велели одеться и пройти с нами. У вас пять минут. Машина уже ждет.

Я шла по коридору следом за охранником, или кем он там приходился незнакомцу, и тряслась от страха. Боялась, что сейчас выскочат отчим и мачеха, схватят меня за волосы, не дадут уехать, не дадут даже выйти из здания. Собственное сердце пульсировало в ушах и отдавало набатом в виски. Тяжело дыша, шаг за шагом я приближалась к фойе. На мне все то же платье, туфли на босую ногу и чей-то плащ. Он теплый, согретый чьим-то телом, и пахнет сигаретами и улицей. На нем все еще видны капли дождя. Это самое нелепое, во что я когда-либо была одета, но мне казалось, что этот плащ может меня защитить, и куталась в него, как в спасение.

Медленно выдыхая, ступила на ковер, который сама пылесосила тысячи раз и в качестве наказания собирала на нем ворсинки вручную. Отчим любил придумывать квесты посложнее, чтоб я не расслаблялась. Однажды сын повара чистил всю кухню зубной щеткой, потому что разлил оливковое масло, которое добавляли по капле в салаты лишь для того, чтобы написать в меню, что оно там есть. Вначале он убирал это масло, а потом кафель начищал. Но их вместе с отцом все равно уволили.

Они все там. Все семейство и старый боров. Выстроились в шеренгу. Как по стойке смирно. Королевишна, ее дети, следом за ней Чумаков и ещё несколько работников гостиницы. Бледные, даже желтые, я бы сказала. Смотрят перед собой. Какой-то человек что-то пишет на стойке администратора, перед ним раскрыты папки и мельтешит туда-сюда Иван – бухгалтер отчима, и сам отчим с волосами дыбом, кому-то звонит по сотовому, точнее, собирался позвонить. Человек за стойкой отобрал у него сотовый и раздавил ногой. Отчим лишь затрясся еще больше и ничего не сказал.

– Никаких звонков! – рявкнули ему, и Зубов ссутулился, сжался, глядя, как бухгалтер отдает журналы.

Мне не понятно, что происходит, но это нечто из ряда вон. Такими я их никогда не видела, как на похоронах или того хуже – перед расстрелом. А я просто иду следом за мужчиной, который направляется к двери энергичным шагом.

Когда проходила мимо мачехи, услышала злое истерическое шипение:

– Будь ты проклята, шлюха и дочь шлюхи, чтоб ты сдохла! Все из-за тебя, тварь! Не будет у тебя жизни! Никогда! Так шлюхой и сдохнешь!

Первым желанием было втянуть голову в плечи, но я преодолела себя и выпрямила спину, задрала вверх подбородок, чтобы пройти дальше с высоко поднятой головой. Если проклинает, значит у них неприятности из-за меня, и я этому безумно рада. Они заслужили каждую из них, и мне никого не жаль. Уже у меня за спиной Лиля громко разревелась с воплем:

– Мы что теперь в детдом?!

– Замолчи! – шикнула Королевишна.

– Мамаааа, мне страшноооо!

А сколько раз было страшно мне, сколько раз я закрывала глаза, готовясь к удару отчима, и боялась, что он будет последним или настолько сильным, что я останусь инвалидом. Или когда Королевишна трепала меня за волосы, или когда они прижимали меня в углу и требовали отдать чаевые, и тушили спички о мое запястье, если денег у меня не было. Кожа в тех местах покрыта маленькими белыми точками.

Мы вышли из здания, и я с наслаждением втянула свежий воздух. Как будто сто лет не выходила на улицу. Вот так, именно свободной не выходила никогда. А я чувствовала себя свободной. Наивная дурочка.

– Поторопитесь.

Меня взяли под локоть и провели к машине, распахнули дверцу сзади и усадили на мягкое кожаное сиденье. Я в жизни не сидела на таких. Да и машин таких не видела. Во все глаза смотрела на обшивку, в окно, на всякие мигающие лампочки и кнопки сбоку на двери. Как будто машина из другой жизни и пахнет в ней тоже иначе. Осмотрелась.

Олигарх сидит впереди рядом с водителем. Холодный, надменный, отчужденный. Мы в машине, а кажется, что он все равно выше всех на голову, и все они зависят от него, от каждого вздоха. И рядом с ним все замерзает. Айсберг. Никаких эмоций. Разве люди могут быть такими? Да…он похож именно на айсберг. И я вижу лишь его вершину. Лед синих глаз, снежное серебро в волосах, смешанные с бронзой кожи. Арктическая красота, и от нее очень холодно.

Остальные молчат. Водитель и мой провожатый с глубокими залысинами, острыми чертами лица, оба в черном, в аккуратных костюмах, с какими-то проводами возле уха. Все смотрится круто, и как в фильмах. Им только темных очков не хватает.

В салоне много места, и я свободно расселась на сиденье. Мною овладела какая-то дикая эйфория, какое-то отчаянное состояние радости. Дааа! Я смогла. Я вырвалась из этого кошмара. И теперь все будет иначе. Я точно знаю.

Мимо, по направлению к гостинице, проехали несколько полицейских машин. Ого. Что там еще такого могло случиться. Или это за отчимом и его семейством? Этого я, наверное, не узнаю.

Я поерзала на сиденье и посмотрела в зеркало над лобовым стеклом. В нем было видно лицо незнакомца. Да, он все еще для меня незнакомец. Мужчина выглядел совершенно невозмутимо, смотрел впереди себя все тем же нечитаемым холодным взглядом. Интересно, кто он? Бизнесмен? Мафиози? Как мне себя с ним вести? Куда мы едем? А вдруг меня сейчас выкинут из машины и бросят подыхать в канаве?

Много читаешь, Мэри, слишком много. И поэтому тебе в голову лезет всякая ерунда. Стал бы он тебя выкидывать. Бросил бы там в твоей гостинице, да и все.

– Утром меня завезешь в резиденцию, а ее вези в Богемское и оставишь там. Виолетта пусть займется и…и Гройсман. Уведомь их сейчас, пока не взлетели.

– Понял. Какие еще распоряжения? – услужливо переспросил Залысина. Пока что я не знала, как их называть, и имен никто не произносил. Оставалось только так.

Ему не ответили. И он заискивающе улыбнулся, потянул носом и что-то записал в своем сотовом. Ощущение неловкости становилось все сильнее, а еще мне ужасно хотелось в туалет и смущало грязное нижнее белье. Я всегда меняла его с утра. В голову пришла мысль, что у меня нет даже чистых трусов и банально носового платка.

– Что такое Богемское? – спросила и посмотрела сначала в зеркало на олигарха, потом на своего конвоира или кто он там. Мне тоже не ответили. Я вообще, как пустое место, и меня не существует. Даже не смотрят. Поерзала на сиденье уже в какой раз и опять посмотрела в окно. Мы подъезжали к аэропорту. Как ни странно, но машину не досмотрели, ее не просто не остановили, а пропустили, отдавая честь. Да. Он точно какой-то генерал из спецслужб, или не знаю откуда. Страшно и страшно интересно. И в горле пересыхает от понимания, что назад дороги нет. И на взлетной стоит самолет…слишком близко стоит. Как огромная белая птица с разверзнутыми крыльями. Мы на нем полетим? Сейчас? О, Боже!

Меня ведут следом за Айсбергом по коридору. Не спрашивают ни имени, ни документов. Я никогда не летала на самолетах, и мне очень страшно, мое сердце колотится настолько сильно, что я не могу дальше идти по трапу. Остановилась, набирая в легкие побольше воздуха.