Мой взгляд равнодушно скользит по мелькающим мимо знакомым зданиям. Даже в этот час улицы полны людей, они склоняются над мисками дешевой еды на первых этажах кафе (маленькие порции тушеной баранины, значит, эти люди из бедного сектора и являются «синими воротничками», нанятыми для работы в моем секторе). Высоко вдали парят облака пара. Огромные экраны показывают последние объявления ФБР. Немного о так называемых Патриотах, группе повстанцев, которая последние месяцы вызывает в стране хаос. Несколько кадетов (желтые полоски, первый курс, не должны так поздно находиться на улице) тусуются на лестнице перед академией. Старая обветшалая надпись «Концертный зал имени Уолта Диснея» практически стерлась. Правительство обещает отремонтировать эту школу уже пятьдесят лет. Перед нами проезжают еще несколько военных джипов, и я вижу холодные лица солдат. Некоторых из них в защитных очках, поэтому глаза разглядеть невозможно.

Небо пасмурнее, чем обычно, — признак скорого ливня, о котором предупреждал Метиас. Я накидываю на голову капюшон, на всякий случай, если вдруг забуду об этом, когда выйду из машины. Нет смысла мочить волосы под дождем.

Должно быть, я в какой-то момент полностью погружаюсь в свои мысли, потому что, снова посмотрев в окно, вижу совершенно другую часть города. Башня больницы возвышается над остальными зданиями всего в нескольких кварталах.

Томас замечает, как я вздрагиваю.

— Почти приехали, — говорит он.

Когда мы подъезжаем к месту, я вижу перекрещенные полоски желтой ленты, которые окружают площадку перед башней, группы военных и детективов, черные фургоны и машины скорой помощи. Олли начинает скулить. Мой мозг ухватывает детали.

— Значит, убийцу не поймали, — говорю я.

Томас бросает на меня взгляд и чуть было не проезжает на красный свет.

— Почему вы так думаете?

Я киваю в сторону больницы.

— Это просто нечто, — продолжаю я. — Парень выжил после падения с третьего с половиной этажа и даже нашел силы сбежать.

Томас смотрит на башню и пытается увидеть то, что вижу я: разбитое окно на лестнице четвертого этажа, площадка, окруженная лентой прямо под ним, солдаты, которые обыскивают переулки, малое количество машин скорой помощи.

— Мы его не поймали, — через мгновение признается Томас. Черная полоска на лбу придает ему диковатый вид. — Но это не значит, что мы не обнаружим его тело.

— Если до сих пор не обнаружили, то и не найдете.

Томас открывает рот, чтобы что-то сказать, но решает этого не делать и снова концентрирует внимание на дороге. Когда джип останавливается, я вижу, как командир патруля Джеймсон отходит от охранников и направляется к нам.

— Мне жаль, — произносит Томас.

Я встречаюсь с ним взглядом и чувствую укол вины за свою холодность. Томас — один из самых дисциплинированных солдат, которых я знаю, но при мне он ведет себя неуклюже со времен моей начальной школы, и я не всегда понимаю, как нужно реагировать. Я пытаюсь улыбнуться. Но в этот момент командир Джеймсон подходит к машине и дважды стучит мне в оконное стекло, чтобы привлечь внимание. У нее тонкие губы, окрашенные в ярко-красный цвет, и золотистые волосы, которые в ночи кажутся серыми. Почти черными. Командир ловит мой взгляд.

— Шевелитесь, кадет Айпэрис. У нас мало времени, — говорит она мне и замечает на заднем сиденье Олли. — Это же не полицейская собака, детка. — Даже сейчас она ведет себя твердо.

Я выхожу из джипа и поспешно отдаю честь. Олли выпрыгивает на улицу за мной.

— Вызывали, командир? — спрашиваю я.

Командир патруля Джеймсон не отвечает. Сразу поворачивается и идет к больнице, и мне приходится поторапливаться, чтобы идти рядом и не отстать.

— Ваш брат Метиас мертв, — говорит командир. Выражение ее голоса не меняется. — Я так понимаю, вы почти закончили подготовку в качестве агента, верно? Почти закончили обучение на детектива?

Я изо всех сил пытаюсь дышать. Второе подтверждение смерти Метиаса.

— Да, командир, — выдавливаю я.

Мы заходим в здание больницы. Приемная врача пуста, пациентов разогнали, охранники собрались у входа на лестницу, возможно, именно отсюда преступник и начал действовать. Командир Джеймсон смотрит вперед, сцепив руки за спиной.

— Сколько очков вы получили на Испытании?

— Тысячу пятьсот, командир. — Всем военным известны мои баллы. Но командир Джеймсон предпочитает делать вид, будто не знает или ей все равно.

Она продолжает шагать.

— А, все верно, — говорит командир так, словно слышит об этом впервые. — Возможно, ваша молодость сыграет нам на руку. Я связалась со Стэнфордом и сказала, что вы освобождаетесь от дальнейших занятий. Они вам больше не понадобятся.

— Командир? — хмурюсь я.

— Я получила полную историю ваших оценок. Отличные баллы по всем предметам. Говорят, вы настоящая смутьянка. Это так?

Я не понимаю, чего она от меня хочет.

— Иногда, командир. У меня неприятности? Меня исключат?

Командир патруля Джеймсон улыбается:

— Вряд ли. Вас выпустили досрочно. Идите за мной, детка. Я хочу вам кое-что показать.

Мне хочется спросить о Метиасе, о том, что здесь произошло. Но меня останавливает ледяной тон командира.

Мы идем по коридору первого этажа до запасного выхода в самом его конце. Затем командир Джеймсон разгоняет солдат, которые его охраняют, и пропускает меня вперед. Олли низко рычит. Мы выходим на улицу, на этот раз на задний двор больницы. Я вижу, что теперь мы находимся на площадке, окруженной желтой лентой. Вокруг нас стоят десятки солдат.

— Поторопитесь, — бросает мне командир Джеймсон, и я прибавляю шагу.

Мгновение спустя я понимаю, что именно мне хотели показать и куда мы направляемся. Неподалеку укрытое белой простыней тело. Около шести футов в длину. Человек. Руки и ноги, скрытые простыней, вроде бы не повреждены. Поза говорит о том, что сам упасть так он не мог, а значит, его убили. Меня начинает трясти. Я смотрю вниз на Олли, шерсть на его холке стоит дыбом. Он отказывается подходить ближе. Я несколько раз окликаю Олли, но он не двигается с места, и мне приходится оставить его, чтобы следовать за командиром Джеймсон.

Метиас поцеловал меня в лоб.

— На веки вечные, малышка, пока не надоем тебе.

Командир Джеймсон останавливается у тела. Наклоняется и бесцеремонно сдергивает простыню. Я не мигая смотрю на мертвое тело солдата, с ног до головы облаченного в черную форму военного. В его груди все еще торчит нож. Темная кровь пачкает рубашку, плечи, руки, резьбу на рукоятке ножа. Его глаза закрыты. Я опускаюсь перед ним на колени и убираю с его лица темные пряди волос. Так странно. Мое сознание перестало отмечать детали. Я не чувствую ничего, кроме глубокого оцепенения.