2 сентября 1992 года я въехал на Манхэттен в своем темно-синем «понтиаке-паризьен» – внушительном красавце с мягкими бархатными сиденьями. Я словно водил жилую комнату и чувствовал при этом, что могу сокрушить большинство других машин. «Паризьен» проехал сто пятьдесят тысяч миль и был дорог мне. Я унаследовал его от отца, когда тот умер в 1984 году.

Я прибыл на Девяносто третью улицу около полудня и припарковался перед самым домом. Я позвонил мистеру Гаррисону из вестибюля, но ответа не получил. Меня объяла паника. Я звонил ему вчера вечером. Он сказал, что будет на месте. Я испугался, что он наверху и изменил свое решение. Меня соблазнил Нью-Йорк; надо мною сыграли ужасную шутку.

Я сделал несколько глубоких вдохов и успокоился. Скорее всего, он просто ненадолго отлучился или домофон сломан, так что я вышел на улицу, позвонил ему из телефона-автомата. После нескольких звонков он ответил:

– Г. Гаррисон.

Я слышал громкую музыку, мелодию из шоу, на заднем плане.

– Это Луис. Я на углу, мистер Гаррисон, – сказал я.

– Кто?

– Луис…

– Позвольте, я сделаю потише… Вы застали меня посреди танца. – Музыка смолкла. Он не слышал домофона. – Кто это?

– Луис, ваш новый квартирант…

– Где вы? Сломались на главной магистрали Нью-Джерси?

– Я на углу.

– О, вы здесь. Хорошо. Я уж подумал, что вы не покажетесь… Вам помочь с сумками? Я могу прислать Гершона вниз помочь вам.

– Гершона?

– Это парень, который носит для меня тяжелые вещи.

– Мне не нужна помощь, – сказал я.

Я разгрузил автомобиль (я взял с собой очень немного) и за несколько ходок перенес пожитки. Меня снова поразил сильный запах пота и одеколона в квартире. Когда я приходил беседовать насчет комнаты, он мне понравился, но теперь сознание регистрировало сомнения и страхи. Смогу ли я спокойно воспринимать этот запах, как когда живешь с курильщиком? Квартира показалась даже еще меньше и беспорядочней, чем помнилось. И второй раз за это позднее утро мое сердце забилось в панике. Не делаю ли я ужасной ошибки?

Но пути назад не было. Я распаковал свои простыни и одеяла и застелил постель. Этот маленький островок порядка в море хаоса успокоил меня. Затем мы с мистером Гаррисоном присели в комнате, чтобы обсудить некоторые базовые правила совместного проживания. Он устроился на стуле в углу, а я на стуле, на котором сидел во время первой беседы. На нем был зеленый блейзер и штаны цвета загара, сквозь два окна в комнату лился яркий солнечный свет, отчего оранжевый ковер полыхал.

– Не думайте обо мне как о своем домохозяине или соседе по квартире. Считайте себя моим гостем, – сказал мистер Гаррисон.

– Благодарю вас, – ответил я. Это было приятное начало, но все же я смущался в его присутствии.

Затем мистер Гаррисон объяснил, что сдает комнату против правил аренды.

– Так что никогда не открывайте дверь, когда услышите, что кто-то стучит, – сказал он. – Это может быть домохозяин или сборщик налогов. Если кто-нибудь спросит вас о чем-нибудь на лестнице – не думаю, что это случится, – скажите им, что вы мой незаконный сын и что мы только недавно воссоединились. Мне позволено иметь родственников, и они могут жить со мной.

Я был втайне тронут. Затем мистер Гаррисон сказал:

– И вы должны воспринимать плату за квартиру как подарок для меня.

Я сказал, что хочу теперь же заплатить за первую неделю, пошел в комнату, вытащил бумажник и вручил ему шестьдесят два доллара, он притворно удивился, но быстро сунул деньги в карман и сказал:

– Так мило с вашей стороны, так неожиданно!

И тут я осознал, что он говорит очень громким голосом, на случай если кто-то, типа домовладельца, подслушивает нас под дверью.

Затем мистеру Гаррисону пришлось уйти, потому что у него было свидание, и я остался один в моем новом доме. Я пошел в свою комнату и закончил распаковывать вещи.

Расставив вокруг любимые книги, я почувствовал себя очень хорошо и обнадеживающе: знакомые переплеты и обложки, словно семейные фотографии. У меня были все рассказы и романы Фицджеральда; «Брайдсхед» и «Пригоршня праха» Во; «Лезвие» Моэма и три тома его рассказов, чтение которых является превосходной заменой путешествий, если вы не можете позволить себе никуда поехать; собрание сочинений Уайльда, несколько вудхаусовских «Дживсов», «Волшебная гора» Манна, а также том его дневников с фотографиями швейцарской клиники, которые вдохновили его на создание «Волшебной горы». У меня также были «Отцы и дети» Тургенева – история русского молодого джентльмена – и шедевр Сервантеса о куда более престарелом джентльмене под названием «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».

Я также привез – без всякого отношения к джентльменству – изрядно потрепанную «Половую психопатию» Рихарда Крафт-Эбинга,[3]знаменитое исследование отклонений человеческой сексуальности (219 историй болезней) XIX века (до Фрейда), которую втайне хранил у себя уже десять лет. Я больше не читал эту книгу, но она была очень важна для меня, и я не мог с нею расстаться. Я положил ее вместе с бельем в платяной шкаф.

В ту первую ночь я лежал в кровати и скучал по Принстону. Мне было почти двадцать шесть, но я чувствовал себя маленьким мальчиком. Я даже уткнулся лицом в подушку и уронил несколько слезинок, но не стал продолжать. Я боялся, что мистер Гаррисон меня разоблачит. В комнатах не было дверей. Так что я слушал стоны голубей и пытался читать дневники Манна.

Мистер Гаррисон вернулся с ленча сильно за полдень, подремал и снова ушел – уже на обед. Его свидания были для меня тайной. Он вернулся около одиннадцати и включил телевизор. Пригласил меня присоединиться к нему, но я отказался из-за застенчивости и остался у себя в комнате, пытаясь читать и не плакать.

Примерно час он смотрел телевизор, потом выключил его. Я слышал, как он стелет себе постель, а потом чистит зубы в раковине на кухне. По дороге в ванную он прошел через мою комнату. На нем была рубашка от смокинга и синий банный халат с белой отделкой по краям. На лбу красовалась черная маска для глаз. Это был превосходный костюм для сна. Я был в футболке и шортах-боксерах. Он закрыл дверь в ванную, и я услышал, как он мочится. Преждевременный спуск воды, пока он еще мочился, озадачил меня.

Он вышел, мотор с Лонг-Айленда все еще трясся в туалете, встал у изножья кровати и спросил:

– У вас есть ушные затычки для сна?

– Нет. Я крепко сплю.

– Ну, в Нью-Йорке вам следует их иметь. Они просто замечательные. Они изменят вашу жизнь.