я здесь. Она стоит в шаге от кровати и неотрывно смотрит на хозяина широко раскрытыми глазами.

Он до жути неподвижен. Простыни такие гладкие, что кажется, на кровати никто и не спал. Я даже не понимаю, дышит ли он. Вчера его кожу покрывал загар, какой бывает у всех, кто живёт на благословлённой солнцем земле, а сегодня его лицо бледнее лица маленькой девочки. Доктор, стоящий у постели, что-то говорит о коме, о глубоком сне. Лорда Тейта никто не может разбудить.

А потом все посмотрели на меня.

Этим утром мне стоило остаться в своей комнате.

– Беги, – говорит Дара. На этот раз я не обращаю внимания на её слова, хотя инстинкты твердят мне то же самое: что-то подсказывает мне, что в такой ситуации это наихудший план действий.

– Эммелина, – говорит папа, – что ты сделала?

От шока меня пригвождает к полу.

– Что?! Я ничего не делала. Этой ночью я спала в своей комнате.

– Это не одна из твоих проделок? – спрашивает мама, и подозрение сквозит в каждой чёрточке её лица.

Как они вообще могли подумать, что я способна на такое?!

– Конечно нет. Я никогда никому не делаю ничего плохого. – Вспомнив о вывихнутой лодыжке Кендры и сломанной руке последней гостьи я подавляю укор совести.

Тут вмешивается племянник Тейта Алден:

– Я видел, что ты делала вчера вечером. Мы знаем, что ты умеешь обращаться с тенями.

– И что? – Я скрещиваю руки на груди.

– Беги, Эммелина, – снова говорит Дара, на этот раз более настойчиво. Но слуги уже закрыли за мной дверь, и я слышу, как гудят их голоса с другой стороны. Далеко мне не уйти.

– Есть свидетель.

– Отлично, тогда он может сказать вам, что это не я, – отвечаю я. За моими смелыми словами скрывается внутренняя неуверенность. Должно быть, свидетель – кто-то из слуг. Станут они лгать, только чтобы досадить мне? Неужели все в этом доме обратились против меня и Дары?!

Алден зло смотрит на меня:

– Свидетель видел только длинную тень и никого поблизости, кто бы мог её отбрасывать. Он было списал всё это на игру света, но утром нашли лорда Тейта.

Ужас, точно масло, впитывается в мою кожу. Дара сказала, что сделает так, чтобы мне точно не пришлось уезжать с Тейтом… а теперь это. Но она утверждает, что с Тейтом всё было хорошо, когда она ушла. Она сказала, что только изменит его сознание, и всё-таки…

Теперь я не знаю, что и думать. Знаю только, что Дара была единственной тенью, которую я отправила в ту комнату. Если она что-то сделала, то вина на мне.

Дара устраивается у меня на плече и шепчет:

– Ты ни в чём не виновата, Эммелина. Я уже сказала тебе: они только и умеют, что ополчаться на то, чего не в состоянии понять.

Мужчина поворачивается к моему отцу:

– Нельзя допустить, чтобы она причинила вред кому-нибудь ещё. Чтобы вылечить лорда Тейта, я послал за лучшими циннийскими целителями. Но если он умрёт, она отправится вместе с нами в Циннию, где ей вынесут приговор.

Отец делает шаг вперёд, хватает меня за руку и выталкивает из комнаты обратно в коридор прежде, чем я успеваю собраться с мыслями.

Пока папа тащит меня в мои покои, слуги не утруждают себя тем, чтобы избавить меня от их косых взглядов.

– С нас с мамой хватит, – говорит папа. – Мы больше не станем терпеть твои выходки. Все эти годы мы защищали тебя, даже после того, как… – Он тяжело сглатывает, так и не закончив фразу, но я отлично знаю, что он хотел сказать.

– Я ничего не сделала лорду Тейту. Клянусь, – говорю я, но папа не обращает на меня внимания. Как только мы оказываемся у моей комнаты, он распахивает дверь и бесцеремонно швыряет меня на кровать. Дара уже стала рубиново-красной и растянулась на половину комнаты.

Папа смотрит на меня с обречённым видом:

– Это уже слишком, Эммелина. Ты и твои тени, твои странные игры… Мы лишились почти всех наших друзей после того… после того, что случилось с Розой. Под угрозой само наше положение в обществе, и это был наш шанс восстановить доброе имя. В Циннии могущественная аристократия, и у них наверняка много сильных союзников.

Я обхватываю себя руками, чтобы они не тряслись. Я понятия не имела о таком положении вещей, не говоря уж о том, что родители всё это время полагали, будто тот несчастный случай произошёл по моей вине. Это был просто несчастный случай.

– Мы просили только об одном: чтобы ты согласилась попробовать лечение. Благодаря ему мы все могли обрести лучшую жизнь, – папа качает головой. – Но ты не захотела этого сделать. Ты не могла просто поехать и рискнуть. Тебе обязательно нужно было сделать это.

– Я всё время спала в своей комнате…

Папа вскидывает голову:

– Стоп. Хватит лгать, Эммелина. Доктора не знают, что именно ты сделала – но кто ещё мог заставить войти в комнату тень, когда её некому было отбрасывать?

Хотела бы я, чтобы у меня нашёлся достойный ответ – что-нибудь, что угодно, что могло бы перечеркнуть этот чудовищный факт. Я бросаю взгляд на Дару, которая на протяжении всего разговора ведёт себя до странности тихо. Что она сделала? Неужели она слишком увлеклась? Вот так она хотела предотвратить мою поездку в Циннию? Дара верна сверх всякой меры, это я знаю. Но пошла бы она на такое? А если да, то как? Она ведь всего лишь тень.

Тысяча вопросов бомбардируют мой мозг, но ни одного ответа не приходит. Отец берёт мои руки в свои, и его лицо смягчается:

– Эммелина, если ты что-то сделала случайно и вовсе этого не хотела, скажи нам, что произошло, и, возможно, доктора найдут решение. Ты можешь всё исправить.

– Это уловка, – шепчет Дара. – Он хочет, чтобы ты призналась, что навредила лорду Тейту. Тогда они смогут выдать тебя циннийцам для наказания и избавиться от тебя навсегда. Даже лечение, которое они предлагали раньше, было лучшим вариантом, чем это.

Я не знаю, что и думать. Если я скажу папе, что отправила Дару в комнату Тейта – этим я вполне могу приговорить себя к циннийскому наказанию. Если не скажу – то получится, что я солгу. Пропасть разверзается у моих ног, и мне решать, прыгать ли на другую сторону.

Держа руки на коленях, я переплетаю пальцы, встречаюсь взглядом с отцом и качаю головой:

– Это не я.

Он выпрямляется и отпускает мои руки:

– Я полагал, что