Попутно стражи оглядывались по сторонам, да так ловко, что никто бы и не заподозрил их в этом. Вот, кажется, говорят себе торговцы о своих делах — хороших ли, худых, — но тут один метнул случайный взгляд за спину собеседника; там другой неторопливо размял шею; третий же, развязывая котомки, посматривал на дорогу из-под капюшона плаща — и Почетным Стражам ясно, что прислуга, разбираясь с шумными постояльцами, подоспеет нескоро, путь позади открыт, наблюдателей, кроме редких дозорных на главной дороге, не видно, как и любопытных глаз в окнах «Водоворота». Тем временем Хальдрик, не слишком сведущий в подобных вещах, с интересом рассматривал таверну и прикидывал в уме, во сколько им может обойтись здешняя ночевка.

Стоит отметить, что и простого взгляда на «Водоворот» хватало, дабы увидеть следы былой его красоты. Стены таверны были выкрашены в темно-синий цвет, хотя старожилы Рандара все еще помнили их искусно расписанными. В прежние времена художник, чье имя затерялось в летах, не только украсил таверну многими оттенками Тондра, но вдобавок изобразил на восточной ее стороне всеобъемлющий Зев Моря, грозное великолепие которого ему довелось прочувствовать лично. С тех пор каждый уважающий себя мореход, что был затянут в это уютное и шумное пристанище, почитал своим долгом похвастать, сколь быстро и ловко преодолел их корабль повстречавшийся в пути коварный водоворот! Особо рьяные любители местной выпивки утверждали, что едва им удавалось уйти от нежданной напасти, как они тут же попадали в круговерть еще сильнее, и так продолжалось вплоть до самого берега! Подобные байки неизменно веселили обитателей «Водоворота», и занимали особое место в кругу прочих небылиц, кочующих по таверне из уст в уста. Само собой, ныне живущие могли наблюдать Морской Зев лишь на стене любимого заведения, ибо буйства Тондра, редкие и ранее, незадолго до открытия Рандара прекратились вовсе.

Помимо этой прекрасной и вместе с тем устрашающей картины, таверну некогда украшали резные фигуры морских обитателей. Среди них особенно выделялся массивный эратхан: подвешенный цепями над входом, он взирал на всякого входящего пронзительным стеклянным оком; в те дни жива была память о Грозе Морей.

Теперь же от былого убранства таверны осталось одно только название: что-то было безвозвратно испорчено, другое — продано в трудные для «Водоворота» времена. Сохранились, правда, весьма красивые входные колонны, держащие на себе карниз, да видавшая виды вывеска, которую все же правили исправно.

Одним словом, таверна выглядела сносно. Угадывалось в ее облике и первозданное величие, растерянное с течением лет потомками первых поселенцев. Судьба «Водоворота» сложилась так, что ныне он принадлежал некоему Фарьяду, а до него заведением владело трое других семейств, последнее из которых и привело таверну в плачевное состояние. И хотя новый хозяин вернул ей подобающий вид, большего он сделать не сумел, да и не захотел.

* * *

«Как такое вообще может быть? — мысли Кронта роились, пока он медленно пятился назад, держа сжатые кулаки наготове. — Это же немыслимо, невозможно!»

Мовард двигался на него хоть и шатающейся, но вполне уверенной походкой, от которой так и веяло угрозой.

Этот громадный чужеземец обитал в «Водовороте» вот уже несколько дней, и казалось, будто единственным занятием в его жизни было беспрестанное пьянство. Черноволосый и вечно угрюмый, Мовард, едва переступив исхоженный сапогами порог, сразу же потребовал себе выпивки и направился к столу в дальнем углу таверны. Люди, мирно почивавшие там, были не против нового компаньона, вот только компаньон оказался против, и вскоре остался сидеть в одиночестве — прежние застольщики разумно решили с ним не связываться. Осушив первый эрфиль добротного напитка, он заказал себе следующий, затем еще один, следом прочий… К тому времени, как любой другой упал бы в беспамятстве, этот человек лишь устало встряхивал головой да ворчал себе под нос что-то бессвязное. Солнце клонилось к земле все ниже и ниже, а чужеземец так и пил без передыху, не обращая и доли внимания на окружающих; исключение составили те редкие смельчаки, что тщетно пытались разговорить молчуна. До самого вечера люди поглядывали на Моварда с опаской и старались не шуметь без надобности. Однако выяснив, что верзиле ни до кого нет дела, вернулись к прежнему своему веселью. По чьим-то заверениям, Пьянодум, как его стали называть вполголоса, всю ночь просидел за столом не сомкнув глаз.

На следующий день чужеземец увлекался выпивкой уже значительно меньше, но все еще в немыслимой для других мере. Теперь он что-то тщательно выводил на помятых бумажных листах, вынутых им из-за пазухи. Были ли это письма, а может какие рисунки — никто толком понять не сумел. Зато у посетителей таверны появилось новое развлечение: они решили делать ставки на то, сколько же еще продержится Пьянодум, прежде чем провалится в глубокий хмельной сон. Особенно охотно на это соглашались вновь прибывшие, надеясь поживиться легким выигрышем, за что и поплатились звонкой монетой, да не одной. Однако прошел час, второй, третий, а Мовард все сидел себе как ни в чем не бывало и прихлебывал пиво, да так, что многие уже плюнули на бессмысленные ставки и нашли другое занятие по душе.

Лишь с уходящим солнцем того дня громила покинул свое привычное место и тяжелыми шагами поплелся к выкупленной комнате, чем немало удивил постояльцев таверны: те уже свыклись с недвижным Пьянодумом, и считали его скорее пустым големом, нежели человеком, а то и вовсе частью убранства «Водоворота», навроде огромного черного шкафа (хотя будем честны, ни один шкаф не вместил бы в себя столько выпивки).

Что и говорить, если само имя чужеземца узнали совершенно случайно, когда чей-то вострый слух уловил такие его слова:

«Да чтобы я, Мовард, пресмыкался перед жалким трусом?! Не бывать этому!» — после чего здоровяк с силой ударил по столу, опрокинув пустые кувшины и заставив дрожать полные.

Слова эти, судя по всему, прозвучали громче намеренного, ибо Пьянодум впервые огляделся по сторонам, а уж затем вернулся к своей бескрайней попойке.

Вот так в «Водовороте» и появился этот необычный постоялец. Но покуда он никому не мешал, а за ночлег и питье платил исправно, Фарьяд, наравне со многими прочими, был не против его пребывания в таверне. Но пришло время, и Пьянодум проявил себя с совершенно иной стороны… То был день, когда в таверну решил наведаться Кронт, рандарь и весьма толковый бард.

* * *

— Стой! Остановись! Если то, что я сказал…

— Ах, что ты сказал? Что ты сказал, крысеныш?! — взревел Мовард и потянулся рукой к пустующему табурету. — Сейчас я тебе