тайну, да что он с нее поимеет? Спрашивает из праздного интереса, только и всего. Вот только интерес и у меня имеется».

— Пожалуй, есть кое-что. Я готов нарушить данное мною слово ради одного — собственного любопытства. Как бард, я безмерно ценю занятные истории, способные вдохновить меня на сочинение стихов и песен не менее занятных, а потому предлагаю следующее: взамен и ты расскажешь свою тайну, какую сочтешь подходящей и равнозначной. Думается, такая плата будет справедливой.

— Ха! А ты молодец, знаешь себе цену, — Мовард почесал крепкий подбородок, заросший черной щетиной. — Только и говорить станешь первым, а уж чего твои слова будут стоить, я как-нибудь решу.

«Настал черед, пора и рискнуть!» — мелькнуло у Кронта в голове. Для пущей убедительности он осмотрелся по сторонам, подмигнул глазевшим на них с Пьянодумом людям, затем придвинулся ближе к собеседнику и заговорил, понизив голос:

— Начну с того, что икримт варят вдвое дольше, чем обычное свартово пиво, и обязательно выдерживают в дубовых бочках по меньшей мере три месяца. Что касается вкуса, то он появляется благодаря меду, белому перцу и особому растению, обнаруженному на одном из островков южнее Рандара. Зовется оно… чаужварто, кажется. Тьфу, с таким названием, не ровен час, язык сломаешь! Так вот, сам по себе этот кустарник ничем не примечателен, но именно его узкие вьющиеся листья с пряным запахом оказались хорошей находкой для Фарьяда, хозяина нашей таверны, — он-то и надумал замешать их в свое пиво, когда пробовал вывести собственный сорт. Спустя пару лет затратной и кропотливой работы ему все же улыбнулась удача: смешав воедино меру листьев чаужварто, две меры молотого перца, и три — меда, Фарьяд получил чудную смесь, которую и добавил в пиво незадолго до окончания варки. Полученный напиток он назвал в честь своей покойной жены, поскольку первый же глоток пива вернул Фарьяда в теплые воспоминания о прежних счастливых днях, проведенных им вместе с любимой. Так и случилось, что «Водоворот» обзавелся превосходным питьем, известным ныне и за пределами Рандара, а мой добрый друг получил утешение, потому как любой, кто восхвалял это пиво, почитал память и о покойной Икримт.

Вот она, моя тайна. Все, о чем я знал, тебе поведал. Пришел твой черед.

Мовард, однако, не спешил с ответом. По его лицу нельзя было понять, пришлась ли такая история ему по душе, и стоит ли она запрошенной платы. Отпив очередной глоток икримта, здоровяк кашлянул в кулак и заговорил, но уже чуть тише обычного:

— Мед и перец, значит? Ну что ж, похоже на правду. Про листья чаужварто мне ничего не известно, но я готов поверить твоим словам. За свою жизнь мне пришлось побывать в разных уголках Алоргата, однако выпивка, как назло, всюду оставалась неизменной: в одних краях она была дрянной, в других — вполне сносной, а все ж не менялась. И только на этом острове, в старой таверне, я, наконец, нашел действительно отменный напиток. Да чего уж там, здешний икримт будет получше, чем…

Тут, к великому огорчению Кронта, Мовард запнулся. Скрежетнув зубами и вновь почесав подбородок, Пьянодум вернул себе прежний угрюмый вид. Казалось, сейчас он прогонит барда прочь, оставив того без должной награды… Но Мовард лишь шумно вздохнул и продолжил:

— Славно же у тебя язык подвязан, бард, раз почти сумел меня разговорить. История твоя, хоть и коротка, меня впечатлила, а коли так, то и я своей поделюсь. На месте этого Фарьяда, я бы вышвырнул тебя вон за такую подлость, но ты не испугался взять слово первым, и потому я скажу даже больше, чем намеревался. А после мы с тобой разойдемся, без надежды на скорую встречу, уяснил? Так-то, вернемся к делу.

Помнится, ты спрашивал, как я могу одолеть столько выпивки разом, не охмелев в придачу? Честно говоря, это загадка и для меня самого, и придется тебе довольствоваться одними моими домыслами. — Мовард быстро взглянул на правую полу своего дубленого жилета, а следом, сам того не замечая, стиснул ладонями край стола, да так, что дерево скрипнуло. — Тебе ведь приходилось слышать о Той Самой Битве, верно? Именно Той, что отгремела на земле, зовущейся ныне Белесыми Песками? Приходилось, конечно, столько слухов ходило в первое время… Воины не возвращаются, вестей о победе или поражении все нет, люди ждут худшего… Тогда, может, и не осталось никого, кто сумел бы вспомнить и поведать о случившемся — разве могли быть победители в Бою Побежденных? Я и сам позабыл многое…

Кронт едва сдержал себя, дабы не поморщиться.

«Ох, а я и впрямь надеялся вызнать у него что-то стоящее, да, видно, оплошал — хмель ему крепко в голову ударил, и теперь прозвище Пьянодум выглядит вполне подходящим. В самом деле, это он сдуру одну из своих заварушек решил сравнить с Величайшей Битвой Рода Людского?! Или просто-напросто лжет, дабы от меня отделаться? Ну-ну, поглядим, что удастся выловить из его россказней.»

— … Помню лишь искаженные яростью лица врагов, да верный меч в руке, разящий направо и налево. Кем были те люди (хм, люди ли), за что мы сражались в тот злосчастный день? Разве узнаешь теперь… Волею судьбы я пережил страшную сечу, — по рукам Моварда прошла крупная дрожь, — как вдруг на меня обрушился тяжкий морок. И кабы только на меня — все войско под началом Стигизмиза словно разом обезумело! Лучники, конница, даже лекари, спасавшие раненых, вооружились клинками и бросились в гущу битвы! Помню, как и мои глаза налились кровью, а в голове раскаленным прутом выжглась одна только мысль: «Месть!» Но не успел я сделать и шага вперед, как разум мой помутился, и я повалился навзничь, не в силах устоять на ногах. То, что случилось дальше, объяснять бессмысленно, — немногим я доверил такое знание, но и те сочли меня безумцем; не поверишь и ты, будь уверен.

Когда все было кончено, я в растерянности побрел прочь. Пока длился мой долгий путь домой (нет-нет, ты уже потерял свой дом, это был просто обратный путь), я никак не мог запомнить дороги, будто бы двигался во сне. А достигнув первых поселений, я словно очнулся от забытья и понял вдруг, сколь сильно переменился: пройдя шагов без счета, я не чувствовал той смертельной усталости, которой следовало быть, как не чувствовал потребности в еде, питье или отдыхе. Немногим позже я выяснил, что мне все еще нужно и есть, и спать, но отныне лишь самую малость. Ничуть не смущаясь пустяковых нужд, я продолжал пить