В ярости да в неправом гневе.

Положу голову свою на чужбинушке.

Дарья плакала от бессилия. Смерти деда она боялась, ждала со страхом. Терпеть бабку до смерти не было сил.

Бабуля ее была человеком правильным, в чем-то даже выдающимся. Замечательным педагогом. Вот уже десять лет, как бабушка Соня вышла на пенсию, а ее ученики каждый год поздравляли бывшую учительницу с профессиональным праздником.

Даша многое взяла от нее: ум, сноровку, характер. Мать Даши была женщиной слабовольной, падкой на мужское внимание. Она рано ушла из дома, выскочила замуж, родила сына – старшего брата Даши. Когда брату исполнилось пять лет, его забрал к себе родной отец. Потом тоже случилось со старшей сестрой Катериной: ее удочерила тетка, сестра матери, не имеющая в браке со своим интеллигентом-мужем детей. Кстати, после удочерения Катьки, тетка родила своего собственного ребенка, но приемную девочку назад сестре не отдала, оставила у себя. А вот Дарью уже не забрал никто.

Ни в пять, ни в десять, ни в тринадцать лет, когда она впервые ушла из дома, потому что не было сил терпеть пьяных кавалеров матери. Дарья помнила, как сидела на лестнице с вещами, как мимо нее прошла бабушка, как потом появился дед. Помнила, как долго ругались взрослые и как бабка Соня настаивала, что дочь должна жить с матерью.

– С непутевой-то, – как-то робко оборвал жену дед. – Раз такой вырастила, принимай.

– А где ты сам-то был? По морям все шлялся! Это и твоя дочь тоже.

В общем, в тот день ее не выгнали. Пустили переночевать. Но утром за ней приехала мать и забрала обратно.

Дарья знала, что никогда не простит этого бабушке. Правда через год баба Соня смягчилась и все-таки отвела для нее комнату. Дарья могла только догадываться, сколько усилий и уговоров потребовалось деду, как сильно он переживал… Он, может, от того так рано и умер, что жил, как на пороховой бочке, все пытался примирить «двух самых любимых женщин» – как он называл жену и внучку – слишком чутко реагировал на несправедливость, принимал ее на свой счет, хотя Даша его ни в чем не винила. Но и не оправдывала. Принимала таким, какой он есть. Был. И дед отвечал ей взаимностью.

Дарья понимала, что характер у нее был не подарок. Они с бабушкой Соней были слишком похожи – обе демонстративные, властные, категоричные, упрямые, – чтобы ужиться вместе. Но ведь бабушке Соне было не четырнадцать лет, и она должна была понимать…

Боль в груди разрывала сердце. Дарья с трудом вздохнула. Проклятая клубника разбередила старые раны. Мелочи. Всю жизнь мелочи наглядно доказывали ей, что она никому не нужна. Даже странно, что при таких обстоятельствах ей ни разу всерьез не приходила мысль о самоубийстве. Ее ответом на жизнь была месть.

Она не уважала людей, старалась всячески вывести их из себя, посмотреть, что на самом деле таит в себе человек, какое дно, какую мерзость. И всегда находила то, что искала. Люди в гневе говорят искренние вещи. Лишь однажды ей встретился человек, который сказал, что гнев – это не все. Люди могут поступать жестоко, но одним поступком человек не исчерпывается.

Это был учитель физики. Талантливый педагог, которого через год выжила из школы администрация за то, что честно ставил оценки детям высокопоставленных чинов и требовал от них работы на равных с остальными. Как для всех. Дарье было жаль его. С такой философией по жизни он был не боец, травоядное.

– Ты есть-то будешь? – робко постучав в дверь, спросила Дарью бабушка.

– Нет, – отрезала Даша. – Мне от тебя ничего не надо. С этого дня я буду покупать и готовить себе сама.

Баба Соня вздохнула, покачала головой, открыла рот, закрыла и, мотнув головой, молча ушла, снова прикрыв за собой дверь. Что спорить с умалишенными.

Больше ни в тот вечер, ни на следующее утро внучку есть она не звала.

Направление

–

Север

– Людей на свете много.

– Значит, человек – существо социальное?

– Нет, этому его учить надо.

Из разговора отца с 8-летним сыном

Они ехали по сухой речке на грузовике на водопады. Скакали по камням и переметам, взбирались по склону реки вверх, чтобы через пару минут снова нырнуть в ее русло, с визгом проезжали небольшие лужи, оставшиеся от дождя. Санек вел уверенно, с нужной для туристов лихостью, периодически обдавая водой тех, кто сидел в кузове. Туристы визжали, смеялись от восторга и тыкали пальцем по сторонам, делали фотографии. Некоторые даже умудрялись снимать все на видео. В общем, все шло, как надо, и Макар чувствовал, что может расслабиться, ненадолго, минут на пятнадцать, пока они не прибудут на дневную стоянку на обед. Там он рассадит гостей по местам и сдаст на руки местному гиду – и свобода. Три часа можно будет поспать в тени сарая, под боком у местного сторожа.

Макар невольно повел глазами в сторону Санька. Надо было подумать, чем занять парня, а то еще, чего доброго, обидится: пригласил, мол, с собой, да там и бросил. А Санек Макару нужен. Парень с головой и водитель вроде неплохой, а главное, разговорчивый, галантный. Вон как ручку той дамочке подал: «Прошу, мадам, в кузов». И без тени иронии. Как с королевой. Сопляк. Таких бы работников Макару побольше, и, глядишь, не пришлось бы ездить в большинство рейсов самому. Отправил бы такого водителя-провожатого, а там уж встретят. Если что, местные подстрахуют. С ними Макар не церемонился, завязывал отношения сразу деловые и прочные, никогда не забывал прихватить с собой нужную «смазку». Вот и сейчас они по заказу старика везли две канистры спирта: одну – местному гиду и по совместительству сторожу, другую – охотникам, которые должны были подойти Большим маршрутом завтра, когда нынешние гости уедут: какая охота при таком скоплении народа. Да и человек, что зверь: любит вкушать водочку в дружеской компании, чтобы все свои, и тепло, и сытно, и никуда не надо спешить, и никому ничего не надо доказывать. В удовольствие, в общем…

Макар умел организовывать подобные застолья, за что его ценили и привечали местные турфирмы, мирились с его требовательностью и въедливым характером, а попросту, с жадностью, с которой он выторговывал себе лишнюю копейку. Макар только усмехался в ответ на жалобы. Зато его люди на него не обижались. Иные даже просили: «Возьми сына к себе, пусть поработает, наберется ума-разума».

На Серебряных рудниках все было готово к