повисает тишина. Вторых Дашка боялась больше, чем первых.

– Опять ты начинаешь. Когда…

С самого утра мать опять сцепилась с братом, не замечая никого кругом. Дашке вообще иногда казалось, что ей нет места в этой семье, что она живет в ней, как чужая, сводная.

– Ерунда. Мать у нас не такая, ты же знаешь, – как-то разгоряченно, в порыве откровения бросил Иоганн.

– Не можешь простить отца? – тихо спросила она его и испуганно оглянулась на дверь в комнату родителей.

Брат хмуро отвернулся, пожал плечами.

– Не знаю. Просто я не понимаю, за что он так поступил с матерью.

– Но ты же общаешься с ним, ходишь к его новой подружке, – со злым укором заметила сестренка.

– Это другое. И вообще, он с ней расстался, живет теперь один. Хочет вернуться к матери.

– И что будет?

– Не знаю. Как решит она.

Тогда они так и не договорили, что-то помешало, а потом к Дашке пришла подруга, а брат собрался на секцию, и разговор прервался сам собой.

«Не стоит» и «думай, что делаешь» – любимые словечки отца.

– А ты сам всегда думаешь, что делаешь? – как-то зло, в сердцах бросила она ему. – Думаешь, вот так вернулся – и все? Посадил сына за руль, купил мне выпускное платье, маме цветы?! Молодец! Только я не Иоганн, меня за машину не купишь.

– Даша, как ты разговариваешь с отцом! – попробовала остановить ее мать.

– А ты? Ты как со мной разговариваешь? Вы только и делаете, что кричите на меня, а я ничего не сделала, слышите?! Ничего! Я правда была у подруги и задержалась, все! Не понимаю, из-за чего надо поднимать такой сыр-бор.

– Не тыкай матери.

– Как хочу, так и говорю. Пошли вы все!

Она тогда, конечно, заслуженно схлопотала пощечину, хотя и было обидно, потому что все равно, если отбросить ее маленькую ложь о подруге, в кое-чем она ТОЖЕ была права, и они в самом деле никогда не прислушивались к ее мнению.

– С чего ты завелась? Все нормально? – с полчаса после этого разговора успокаивал ее брат. – Ну, будет. Покричали друг на друга, поплакали, хватит рыдать уже. Ты же знаешь, я этого переносить не могу. Уйду. Мне уйти?

– У-у-у, останься, – схватила она Иоганна за руку.

– Тогда кончай рыдать. Тоже мне актриса большого драматического театра. Еще скажи спасибо, что так обошлось. Ты ведь и вправду хватила лишку.

Она приподнялась на постели, с шумом высморкалась, вытерла слезы.

– Правда? Я не хотела. Это я сгоряча.

– Ага. Как теперь расхлебывать будешь? Мать вон обиделась, сказала, что с тобой даже говорить не будет, пока не извинишься.

– А ты попроси ее, а?

– Ладно. Но извиняться придется. И думай, что говоришь в следующий раз. Надо же было такое ляпнуть.

Иоганн встал, потянулся во весь рост.

– Надоели вы мне все, мочи нет.

«Как же он все-таки похож на отца, – подумала невольно Дашка. – А я на мать. Это к несчастью. Тетка Таня говорит, что счастливые дети похожи наоборот: мальчики на мам, девочки на пап. Жаль». Ей тоже хотелось быть счастливой.

≠

– Ну ты пойдешь извиняться или как? – спросил, выходя из комнаты брат.

– Давай еще немного подождем. С полчасика. И ты первый.

– А я-то тут причем? – сделал он непонимающий вид.

– Ну, пожалуйста.

Умела его сестренка вить из него веревки, что и говорить. Впрочем, Иоганну было легче согласиться и помочь Дашке примириться с матерью, чем еще пару дней ходить между надутыми щеками обеих.

– Женщины! Женщины, сын, это явление страшное, – как-то в шутку обмолвился его отец, когда они чинили машину.

– Ты маму имеешь в виду или Светлану?

– Да всех. Они из нас дураков делают, это точно, – разговорился отец. – Дай-ка ключ 9 на 12. Ага, вот тот.

Ход ремонта позволил легко и непринужденно сменить тон разговора, ловко свернув в сторону от опасной темы. Иоганн нормально относился к отцу, но все же такого контакта, как раньше, у них не было. Что-то мешало, даже не обида за себя. За себя ему обижаться было не за что. Ни его, ни Дашку отец, когда уходил из семьи, не забывал. И измена отца тоже была довольно банальна, такая же, как у многих. Просто не лежала душа поговорить о чем-то душевном, о том, что действительно волновало, слишком жива была в памяти картинка, как некрасиво отец поступил с матерью.

– Съездим на рыбалку в выходные? Ты как? Поедешь?

– Давай.

Иоганн с удовольствием проводил время с отцом, все лучше, чем в четырех стенах с Дашкой и матерью или однообразным досугом с приятелями. В последнее время он стал уставать от старой компании, а кое-кто из закадычных друзей просто напрягал его своим присутствием. Как-то расходились врозь дорожки, какие-то ценности, убеждения что ли.

– Какие в вашем возрасте могут быть убеждения? Ты вообще понимаешь, что ты делаешь или ни о чем не думаешь? Живешь, как живется, сынок? Так же нельзя!

В этом его мать была не права, хотя он и не мог объяснить ей причину происходящего. Они вообще не говорили о своих чувствах друг к другу. Не принято это было в их семье. Не по этикету, что ли…Хотя и волновались друг за друга. «Тише, пусть поспит», – громко шептала на всех мать, когда Иоганн в первый раз пришел домой сильно выпившим. Заботливо принесла ему тазик, укрыла, прогнала Дашку спать в общую комнату. «Когда ты болел маленький, я вот так же сидела, ты голову мне на колени положил, уснул, а я боялась шелохнуться. Температура у тебя была высокая, две ночи почти не спал. А теперь, кто бы мог подумать», – она нежно погладила его по волосам, но он лишь слегка двинул головой, подстраиваясь под ее руку, но не открывая глаза, не желая выдавать того, что не спит. «Да, быстро бежит время». Глаза Иоганна резанула острая боль, когда она приоткрыла дверь на свет, чтобы выйти. «Спи». Все-таки мать хорошо знала его, и ее не так просто было провести.

≠

– Вставай, – растолкала его утром Дашка. – Отец велел тебя разбудить, сказал, тебе надо что-нибудь перекусить.

Иоганн сморщился при одной мысли о еде.

– Давай, а то мать волнуется.

Пришлось вставать, умываться, делать вид, что ничего не случилось, все снова в норме, терпеть насмешливые взгляды родителей, острый язычок сестры. В то утро он пожалел, что не живет уже отдельно от всех них. Вот и сейчас Иоганн подумал он том, что было бы неплохо иметь хоть комнатушку в общежитии.

– Еще чего.