Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Будет приказ — пойдешь, — железным тоном пообещал Толкунов. — А болтать будешь, когда потребуется. С немцами. Здесь война.
— Так точно, — отрапортовал Женька, поднял щепку и принялся отскребать пласты грязи с подошв.
Стоять на ветру было довольно зябко. Старший лейтенант вглядывался в сельские строения, начальница, похоже, искренне любовалась серой полосой лимана. Там, на берегу, среди камышей, взлетел вдруг столб воды и грязи, долетел грохот разрыва. Женька инстинктивно присел, начальница согнулась рядом. Старший лейтенант чуть заметно вздрогнул, но остался стоять, широко расставив ноги.
— Товарищ старший лейтенант, — дипломатично сказала Катрин, разглядывая командирский зад с бесполезной кобурой, — мы здесь торчим, такие все из себя эрегированные, внимание привлекаем. Ты бы присел, что ли.
— Шутишь? До немцев полдня на оленях. Бьет дальнобойным по площадям. Что на мелочи внимание обращать?
— Так наши обратят. Зачем нам лишняя популярность? Двигаться нужно.
— Куда? Бинокля нет, не разглядишь ни черта.
Начальница шевельнула губами в нецензурном замечании, мельком глянула на Женьку и сдержалась. Взяла тон озабоченно-доброжелательный:
— Может, по дороге и двинемся? Встретим бойцов, поинтересуемся, куда водонапорную башню дели. Мы СМЕРШ или концертная бригада?
— У нас приказ — лишних контактов избегать, — напомнил старший лейтенант.
— Так это не лишние. Может, это вообще не Богоявленское? Разные фокусы случаются…
Шагать было трудно. Ноги едва поднимались. Женька пыхтел, начальство тоже мучилось с сапогами, пытаясь стряхнуть наслоения жирной грязи. Кое-как доползли до крайних домишек. Глянули на груду немецких снарядных ящиков, на сгоревший остов грузовика.
— По адресу явились, — прокомментировала Катрин.
Командир шутку не принял:
— Кать, прошу посерьезнее. Первый контакт может стать решающим.
— Ясно, — начальница подмигнула Женьке.
Смеется. А, между прочим, в том, что командиру группы заметно не по себе, ничего особо веселого нет. Все нервничают, но он-то первый раз. Можно понять.
Толкунов шагал впереди, поминутно оправляя ремень с кобурой. Улица была разворочена колесами и гусеницами, валялись измочаленные доски и крышки ящиков. Впереди что-то стучало, работали двигатели. На контакт группа выходит. Женька почувствовал себя грязным, смущенным и ни к чему не готовым. Не ляпнуть бы какую глупость.
Первый контакт установила товарищ Мезина:
— Эй, дитя, подойди на секунду!
За плетнем что-то мелькнуло, и показалась детская голова, в туго повязанном платке. Рожица чумазая, под носом болячки, разъеденные соплями, но смотрел малолетний абориген на пришельцев безбоязненно.
— Ой, тетя, а вы дохтур? — Зубов у дитя был явный некомплект.
— Нет, я штабная тетенька, — сказала Катрин. — Ты, красавица, здешней будешь?
— Так як же в Богоявленском уродилась, — заверил ребенок, с любопытством рассматривая офицеров. — Ночлег треба?
— Нет, мы своих ищем. В хате взрослые есть?
— Ой, бабуся тильки. Военных нема. У церквы стоят, — девчушка, перевесившись, через плетень, махнула рукой в цыпках. — Туда ходите.
— Спасибо, принцесса. А водонапорная башня там или в другую сторону?
— О, то вы скажите! Нема вышки. Германец взорвал, шоб мы тут завсе околели, — девчонка бесстрашно раскачивалась на плетне. — Вон там стояла, у Гришкиной хаты. Тоже спалили. Ироды. Теть, а вы точно не дохтур?
— Нет, извини уж. Евгений… — начальница кивнула Женьке, уже развязывающему почти пустой вещмешок.
Дитя живенько, но не без достоинства, сгребло куски сахара:
— Благодарствуйте. С бабусею повечерим, чаю попьем.
— Хорошее дело, — согласился Женька, затягивая горловину.
— Земляков, вперед! — приказал старший лейтенант.
— Эгей, а я, когда выросту, точно дохтором стану, — заверила девчонка вслед.
— Это правильно, — Катрин, улыбаясь, обернулась: — Выучишься, к нам приходи. Нам лихие дивчины нужны. Только смотри, забор не повали. А то бабуля тебе добавит вавок. С тыла.
— Ни, бабуся добрая, — радостно заверила юная аборигенка. — Вы, если що, ночевничать приходите. У нас клопов нема. Повывелись…
Женька ухмылялся, выдергивая сапоги из грязи. Ничего, раз на месте — уже хорошо. Свои люди кругом.
— Война людей уродует, — вдруг пробормотал Толкунов. — Что здесь, что у нас. Мутанты вырастают.
— Ну, не всегда, — Катрин сняла пилотку, пригладила волосы. — Эта русалочка человеком станет. Шустрая, в попе шило. В дерматологи-венерологи или в санитарно-эпидемиологический надзор нацелится. Такие шмакодявки у нас оспу с холерой и задавили.
— Угу, конечно, — старший лейтенант оглянулся. — Земляков, ты руки хорошенько помой, а то чесотку к нам занесешь.
Прошли мимо огородиков. Вдали, на возвышенности, с трудом проползали груженые машины. Слева, за развалинами, открылось разрушенное сооружение, в котором с трудом можно было опознать остатки водонапорной башни. Рядом стоял грязный «Додж», из кузова которого торчала прикрытая брезентом корма лодки.
— Как по маслу, — сказала Катрин. — Главное было, в грязи не затонуть.
* * *
Делать, собственно, было нечего. Женька отскребал сапоги, начальница болтала с водителем, который в спецгруппу формально не входил. Радиста и подрывника Толкунов отвел в сторону знакомиться.
Странно как-то. Может, нужно было с оружия начать? В кузове, рядом с лодкой лежали ящики и мешки со снаряжением и оружием. Начальница нервничала, хотя и не показывала вида. Действительно, с пустой кобурой чувствуешь себя голым. Катерина любит этак прямолинейно формулировать, и, оказывается, никакого преувеличения здесь нет. Не Москва ведь кругом.
Наконец хмурящийся Толкунов подошел, отвел сержантшу за кабину. До Женьки доносились лишь обрывки тихого разговора:
— …квалификация никакая…
— …что такого? Война…
— …задание сорвем. Кто их знает, доверять трудно…
Терпение Мезиной истощилось:
— Не мудри, товарищ старлей. Варварин их сам отбирал. Так что, оружие разобрали, проверили, и вперед — задание выполнять. Спецов из «Альфы» и «Вымпела» все равно не дождемся…
— …ответственность на кого?…
Катрин вспрыгнула в кузов:
— Всё, товарищи демонстрируйте, что полезного привезли и двигаемся. Время поджимает. Вдруг немец драпанет и нас не дождется?
— Так вы, товарищ младший лейтенант, с нами идете? — неуверенно спросил старшина-радист.