Летом всех первокурсников отправили в стройотряд. Началась весёлая разгульная студенческая жизнь вдали от строгих родительских глаз. Вечерами после работы деревенский самогон в жестяной кружке, хмельные танцы до упаду, девушки на любой вкус.

Там Максим встретил Риту. Она была полной противоположностью Евгении – знойная брюнетка с роскошными формами, настоящая женщина-вамп. По Рите сходило с ума полкурса, а она, Бог знает почему, выбрала Макса, хоть он к тому и не особо стремился. Быть может, именно поэтому и выбрала. Рита была старше на пару лет. Говаривали, что она чертовски умна – у неё был один из самых высоких проходных баллов на потоке. Ещё говорили, что она дочка какого-то крутого чина, полжизни прожила в загранке, шпарила на трёх языках. Но в стройотряде эти качества не были главными. Яркая эпатажная в откровенных нарядах – юбки-супермини, брючки а ля вторая кожа, крохотные топики, шикарный купальник – Рита всегда была в центре внимания, она любила крепко выразиться, обожала грубый солдатский юмор, пила залпом самогон, как воду, зажёвывала хлебной коркой или яблочком и почти не пьянела, только в цыганских глазах прибавлялось страстного блеска. Однажды на ночном диско Рита сама пригласила Макса на медляк, а потом и в свою постель, где они исполнили фигуры высшего пилотажа. Рита любила секс, знала, как получить удовольствие и умела доставить. До неё у Максима было немного интимного опыта: разбитная одноклассница да пара девчонок в спортивном лагере. Рита стала его наставницей в мире наслаждений. После стройотряда Рита предложила махнуть в Польшу – оказалась, что она давно и успешно фарцует. Максим согласился. Лето прошло в сексуально-торговом угаре.

В стране начались перемены. Железный занавес потихоньку приоткрылся, наиболее предприимчивые граждане, в том числе студенты питерского универа, не преминули этим воспользоваться. Враз изменились приоритеты. Прежние лозунги «будь, как все»; «деньги – зло»; «богатство в духовности» трансформировались в «будь круче других»; «если ты умный, почему бедный?»; а фразу «не в деньгах счастье» успешно дополнили антитезой «а в их количестве»…» «С милым рай в шалаше, если милый на «порше», – говаривали длинноногие красотки, ещё вчера утверждавшие, что любовь за деньги не купишь. Максим старался не упускать ни одной возможности дополнительного заработка, тем более что в семье начались финансовые проблемы. Отец всё больше пил, мать болела. А жизнь с новыми возможностями и соблазнами: выраставшими как грибы после дождя ночными клубами, кабаками, бутиками, зарубежными поездками – всем, что раньше было недоступно, и вдруг свалилось как снег на голову, манила, притягивала, заставляла изыскивать новые способы получения доходов. И Макс крутился, как мог, обзаводился нужными знакомыми и связями. К весне подфартило: сумел устроиться на подработку гидом в крупную турфирму по приёму иностранцев в Питере. Вот когда пригодилась юношеская влюблённость в город, в самые неприметные мостки и закоулки. Макс рассказывал то, чего не знали другие гиды, и его экскурсии пользовались огромным спросом. Он умел увлечь, заразить своей страстью к Питеру, и иностранные туристы часами бродили за ним очарованными странниками.

Иногда он вспоминал Евгению: мелькала в толпе девчушка с солнечной шевелюрой, или бродяга ветер доносил из парфюмерной лавки слабый сиреневый аромат… И тогда что-то колыхалось внутри, рождая тончайшую светлую печаль от мимолётности и невозможности происходящего…

Отношения с Ритой продолжались. Макс переехал в её квартиру на Невском, отделанную по последнему писку моды, – со вспененными обоями, подвесными потолками, многоярусной подсветкой, гидромассажной ванной, кожаной мебелью в гостиной. Но и там они виделись не так уж часто – оба вели сумасшедшую жизнь. Рита была завсегдатаем модных тусовок, настоящей светской львицей. До Максима нередко доходили слухи, что он у неё далеко не единственный, но выяснять подробности ему было недосуг, да и не хотелось. Он и сам не был ангелом: не упускал возможности провести время с симпатичной девушкой. С Ритой кроме бурного секса их связывали деловые отношения. Они не закатывали друг другу сцен, не устраивали допросов, но легко могли помочь, если вдруг возникали денежные или какие-нибудь другие проблемы.

Матери Максима Рита не нравилась. Она называла её шлюшкой и ворчала, что не одна приличная девушка не станет жить с парнем до свадьбы. Но когда сын сообщил, что жениться пока не собирается, смирилась. Против природы не попрёшь. Здоровому парню секс необходим. Лучше так, чем в подворотнях. Отец же, обозрев Ритины пропорции, украдкой оттопырил большой палец и сказал, что у Максима хороший вкус.

Так пролетел год. Летом Рита пригласила Максима во Францию. Оказалось, у неё родня в Париже. Максим согласился, к тому времени он уже очень неплохо зарабатывал и мог позволить романтическое путешествие на двоих. Франция поразил его воображение, Париж очаровал. Рита отлично водила машину. Они взяли в прокате небольшой «пежо» и исколесили полстраны. Купались в лазурных водах, занимались любовью на берегу под шорох волн. Проезжали по городам и весям незнакомой стильной страны, делали новенькой «мыльницей» фото на память. Максим невольно вспомнил Евгению. Вот бы ей всё это увидеть, что бы она сказала… Сколько времени прошло… Какой она стала? Выросла? Изменилась? Наверняка, похорошела… Наверно, у неё уже есть поклонник… На Новый Год отправлял немке открытку, где передал привет Евгении, но ответа не получил…

Ночью, в номере небольшой уютной гостиницы, где в распахнутом окне под шум прибоя полоскался белый парус занавески, на скомканных после страстных баталий простынях, Рита ласково провела коготками по груди Макса и проворковала:

– По-моему, мы идеальная пара…

– Точно. – Умиротворённо согласился Макс и смежил веки, чтобы провалиться в сладкий сон.

– Почему бы нам тогда не пожениться? Мы могли бы вместе переехать в Париж навсегда.

Вмиг сон как рукой сняло.

– Да, конечно, почему бы нет? – Промямлил Макс. – Надо подумать… Давай поговорим об этом завтра, о кей?

– Хорошо. – Холодно отозвалась Рита и отвернулась к стене.

А Макс долго не мог уснуть. Лежал с открытыми глазами и думал: возможно, Париж стоит мессы, но как быть с утраченной свободой?

Когда Максим вернулся, ему сообщили о болезни тётки.

– Что с ней? – Всполошился он.

– В больницу попала с давлением, но, вроде, обошлось – уже выписали. Съездил бы к ней, что ли? – Сказала мать. – Всё-таки не чужая. Может, надо в аптеку сбегать, воды подать. А то от папаши твоего, сам видишь, толку никакого. А меня с работы не отпустят.

– Конечно, съезжу, о чём речь? – С готовностью отозвался Максим. – Только возьму книги, заодно летнее задание сделаю.

– Уж сделай, – ехидно подколола мать, – а то больше негде.

Максим пропустил её колкости мимо ушей. Он понимал, что мать никак не может привыкнуть, что её мальчик вырос и живёт своей жизнью, совершенно не похожей на жизнь родителей и их на представления о правильности и разумности бытия. Вот и духи, которые Максим привёз из Франции, бережно убрала в сервант. Макс недоумевал: вещью надо пользоваться, а не выставлять её напоказ, как на витрине. К чему немецкие сервизы за стеклом, из которых никто не ест, ковры на стенах – им место на полу, а на стены надо вешать картины. Мама начинала спорить, горячиться, рассуждать о рачительности и бережливости, о превеликих трудах, с коими всё наживалось. Максим не соглашался. Он считал, что приобретения должны служить хозяевам, доставлять им удовольствие, иначе они не имеют смысла. Уже после понял, что удовольствие все получают от разного, он – от использования, родители – от обладания, и перестал вступать в дебаты.