и если сейчас косы ослабят путы и головы разойдутся врозь, и снова посмотрят на Мишу, он увидит — а вместо того проснулся.

Глава 4

В среду должна была приехать баба Лида. Мать Мишиного отца. Она жила отдельно, на Нивках, в хрущовке на Щербакова, но Миша сам ездить туда не любил, хотя там было диво — цветной телек. А у них на Мичурина черно-белый. Поэтому Миша старался подгадать поездку под американские мультики, что крутили по воскресеньям.

Баба Лида всегда заводила одна и ту же песню, что Мише надо ходить в школу, что он уже совершенно отстал на домашнем обучении, которое сводится к тому, что он читает книжки какие вздумается, и ни в зуб ногой по точным наукам.

— Лидипална, — Татьяна всегда называла так тещу, — Это всё быстро можно наверстать.

Но старалась с нею не спорить, ибо баба Лида привозила каждый раз деньги — нужные деньги — уделяя их с пенсии, получаемой за покойного второго мужа-военного. Во время посещения бабой Лидой дома Гнутовых, Миша старался пропадать в ботсаду и возвращался только когда, по его прикидкам, бабушка должна была собираться уходить.

Но она верно нарочно долго сидела и дожидалась внука, чтобы затеять с ним душеспасительный разговор. Укоряла и за необщительность, и за внешний вид — будто работник похоронного бюро, как в фильмах показывают, персонаж с причудами.

— Но разве вы не знаете, ему в школу нельзя! Вы же сами говорили, — укоряла Татьяна.

Баба Лида всё конечно знала, как в последний день, когда нога Миши ступила за школьный порог, он матерился и бегал по коридору с кирпичом в руке, а директриса заперлась в кабинете и по внутреннему телефону связалась с учительской, чтобы оттуда послали гонцов к физруку и трудовику, а может быть даже вызвали милицию.

В урожайную пору Миша ездил на Нивки, привозил бабе Лиде «с огорода» или «со своего сада», так что фрукты и зелень та не покупала никогда.

У нее дома в нише мебельной стенки стояла икона, за нею лежали в конверте деньги. Будто бог хранил сбережения. В том же и соседнем парадном часто грабили квартиры, но бабу Лиду беда обходила стороной.

Дом стоял в самом конце улицы, или в начале, не разберешь, короче там где площадь, а за площадью дорога шла дальше, вдоль частного сектора, к Берковецкому кладбищу. Там был похоронен отец Миши, и некоторые поездки совмещались с посещением кладбища и уборкой могилы. Каждый раз баба Лида просила Мишу одеться как-то иначе, но и в следующий раз он не изменял своей моде.

— Если тебе нечего одеть, я куплю тебе новую одежду, — говорила баба Лида.

— Да шмоток полно! — махал рукой Миша.

Баба Лида боялась, что на кладбище он отлучится и будет слоняться между могил, пугая людей. Такое случалось, и она старалась всё время занимать его разговором, или посылала — отнеси выбросить мусор, сходи за водой. Миша был исполнительным.

С большим трудом отвоевал он себе право ездить через весь город на метро самостоятельно. То ему перестали доверять, когда он спрыгнул на рельсы и убежал в тоннель. Работники метрополитена ловили Мишу, он убегал, прятался, ход электричек был временно остановлен, а поймали Мишу, когда он выбрался из тоннеля на станции «Днепр», где поезда из горы выходят на поверхность, чтобы ехать по мосту. Об этом случае даже кратко упомянули в новостях по телевизору.

Миша получил втык от мамы, бабы Лиды, дяди Андрея, и его перестали пускать самого ездить по городу. Раньше просто мама давала деньги на проезд, а теперь начала ездить вместе с ним.

Но Миша, предоставленный себе весь день с утра до семи-восьми вечера, не ленился, собирал по округе бутылки, сдавал их и за выручку мог свободно кататься на транспорте. Иное дело, что ему не было в том надобности и он редко покидал родной район — все прочие, кроме родственно знакомых, казались ему чуть ли не другими городами, далекими и опасными. На полном проходняков Подоле он боялся шпаны, в промзоне Шулявки подозревал существование мутантов, около кладбищ в любой момент ожидал нашествия живых мертвецов. Это может начаться прямо сейчас.

Так вот в среду должна была приехать баба Лида, под вечер, с каким-то серьезным разговором. А может за яблочками. Или совместить. Непонятно, зачем было извещать, ведь Гнутовы вечером всегда были дома, но может, был расчет, что Татьяна что-нибудь испечет, например пирожки. Миша был не против пирожков, он был против бабы Лиды, и уже за несколько дней до ее приезда стал накачиваться.

И еще в субботу, с самого утра Миша ходил взъерошенный, как на пружинах. В кухне, думал попить компоту, а чтобы набрать его кружкой из кастрюли, взялся пальцами за крышку, а она горячая. Обжегся, закричал. Потом крышка из форточки так — фух! только полетела. Упала где-то там у столика на землю.

— Ну ты вообще, — сказала ему мама. Она как раз в саду копалась.

— Остудить надо было!

Почти сразу красный Миша вылетел из дома, подскочил к клеенчатому столу и начал отдирать его поверхность от ножек-бревнышек. Челюсть Мише свело, он хрипел:

— Пропади всё пропадом!

— Еще не все соседи слышали, давай громче.

— Урою соседей! Всех урррою!

Миша отпустил неподдающийся стол и рванулся к забору. Принялся его шатать туда-сюда.

— А у кого ты деньги на свой фильм собирался одалживать?

Миша замер, задумался. Повернулся:

— Да, точно. Пойду над сценарием поработаю.

Проверил, надежно ли приставлена деревянная лестница к чердачному окну сарая и полез туда. Там, в темноте под треугольной крышей, он зажег лампочку, и озарились невесть когда и кем, а главное как, поднятые сюда в горний мир деревянные ящики, сундук со старой одеждой, грабли, лопаты, и настоящий притом работающий патефон, для которого в одном из ящиков хранилось штук двадцать толстых черных, немилосердно поцарапанных пластинок.

На чердаке у Миши стояла раскладушка, тут он лежал и, глядя на светлый проем окна, обдумывал сценарий будущего фильма ужасов про ботанический сад. Картина называлась «Экскурсия».

От написания его удерживала мысль — как снимать? Режиссером должен быть конечно же он сам, ну а где взять средства? Конечно, обзавестись друзьями, они будут исполнять роли. Персонажей в фильме будет немного. Но бульдозер? Автобус? Наконец, стальной ящик, с которого всё начинается?

Время оккупации Киева немцами. Ботсад, заросли возле крутого обрыва. Четверо фашистов, с автоматами, подтаскивают к вырытой яме стальной ящик. В нем кто-то стучит и кричит истошно, но