– Да полно. Мои вчерашние друзья извинились и с радостью ждут меня обратно.

– Ты не вернешься туда, – рычит Зимин.

Кажется я снова вывожу его из себя. И это так весело. Сбивать с него весь этот налет надменности и чувства превосходства.

– Серьезно? Тогда смотри, – делаю пару шагов вперед и хватаю ручку сумки, только вот сильная мужская рука не позволяет мне забрать свои вещи.

– Я сказал нет.

– А кто ты такой, чтобы запрещать мне?

– Даже так? – Дима возвращает в голос веселящиеся нотки.

– Да. Даже так, – дергаю сумку на себя.

– Тогда может Мору позвоним? Спросим его мнение. А лучше сразу родителям. М?

Улыбка сползает с моего лица.

– Готов поспорить перед ними ты не такая смелая, – продолжает Зимин.

– Стукач!

– Если ты не заметила, то пока что я тебя не сдал. Но потакать твоим глупостям не буду.

– Каким глупостям?

– Ксюша-Ксюша… – качает головой с легкой улыбкой на губах. – У тебя же все на лбу написано. «Хочу отрываться, но не хочу расстраивать и заставлять волноваться свою семью».

Опускаю взгляд, бросая ручку сумки.

– Разве это плохо?

– Нет. Но осторожность не помешает, – Зимин поднимается на ноги. – Заключим соглашение. Ты живешь у меня и информируешь о всех своих передвижениях, а я не сдаю тебя родственникам. Все будут довольны. Ты будешь под присмотром, но при этом свободна. Я не такой строгий, как твой брат.

Вот же попадос. И зачем я вообще ему позвонила?

– Ты не можешь указывать мне, – сквозь зубы выдавливаю я.

– Не делай глупости, и я даже слово тебе не скажу.

– Ты тиран и чертов шантажист!

– Ксю, мы же… почти родные. Знакомы с детства. Я не хочу ничего плохого. Просто волнуюсь за тебя. Давай сложим оружие и вместе повеселимся.

– А ты умеешь веселиться? – ничего не могу поделать со своей язвительностью.

– Ну-у-у… В прошлый раз ты не жаловалась.

– Тогда меня веселило шампанское, а не ты.

– М-м-м… – Дима смотрит чуть в сторону и приподнимает уголки губ. Это не насмешка, скорее так улыбаются, когда вспоминают что-то очень приятное.

– Такое ощущение, что я чего-то не знаю…

– Просто вспомнил тебя в роли Лободы. Устроишь еще один концерт?

– Я тебе щас такое устрою, – угрожаю я, но смех рождается внезапно, а через секунду уже вырывается наружу.

Смеемся как ненормальные, а Зимин умудряется еще и напевать «Твои глаза», чем еще больше веселит меня. Черт! А почему собственно нет? Мы знакомы сто лет, нам комфортно рядом друг с другом. Три недели. Двадцать один день… Ничего не случится.

Сердце в плену льда снова жалобно дергается в попытке забиться чаще, но замирает, почувствовав сковывающий холод. Нет-нет. Ничего такого точно не случится.

***

– Жень, ты чего? – Коля садится рядом с девушкой, которая вот уже двадцать минут сверлит стену.

Она все не может выкинуть из головы слова подруги «В него? Серьезно»? А в кого ей влюбляться? Да кому вообще нужна такая… Сирота с ветром в голове. Женя не обманывается на свой счет и точно знает, кто она и что ее ждет впереди.

– Жень… – с придыханием произносит Коля, забираясь руками под ее футболку. – Ромка ушел за сигаретами, и…

– Тебе нужен только секс? – спрашивает Евгения, даже не шелохнувшись.

Парень резко отстраняется, пытаясь поймать взгляд Женьки, но она все так же смотрит в стену.

– Ты чего? – спрашивает Коля.

– Простой вопрос.

– Нет, конечно, – для убедительности он даже мотает головой, только Женя получает ответ прежде, чем он звучит.

Руки Коли все еще находятся под ее футболкой и страстно наминают грудь.

– И ты любишь меня? – задает следующий вопрос Женька, пока Коля укладывает ее на старый потрепанный жизнью диван.

– Конечно люблю, Женечка. Давай скорее, пока Ромка не вернулся.

***

После еще одной захватывающей поездки на мотоцикле, снова оказываюсь в чистой и уютной квартире Зимина. В прихожей меня встречает Мытищи и даже радушно трется возле ног, чем вызывает удивление у своего хозяина, потому что я первая девушка, которую он не хочет загрызть. Что ж, это радует.

Прошу Диму дать мне пару минут, чтобы позвонить Жене и предупредить ее об отмене сегодняшнего вечера, и он уходит на кухню. Только вот Женька не очень хочет говорить со мной, и приходится оставить ей сообщение. Чем интересно она так занята?

В соседней комнате меня ждет умилительная картина. Зимин сидит на полу и о чем-то очень серьезно беседует с Мытькой, пока тот ест свой ужин. Кот в ответ на монолог хозяина нервно шевелит ушами и машет хвостом, не желая принимать запрет. Ну нравится ему точить когти о кухонные обои. Что поделать?

Не получается долго оставаться незамеченной. Хихикаю, и Дима поворачивается ко мне. Он широко улыбается, совсем не смущаясь своего глупого положения, а потом качает головой, закатывая глаза.

– Коты— такие коты, – вздыхая произносит Зимин, а затем усмехается, почесывая Мытьку между ушей.

Хруст в груди отдает в голову, и я непроизвольно шагаю назад. Да что это такое? Что за реакция?

– Все нормально? – спрашивает Дима.

– Да, – выдыхаю, возвращая себе спокойствие. Наверное, просто трудный день сказывается.

– Ну что? Займемся нашим ужином?

– Ты готовишь? – удивленно спрашиваю, шагая к столу и занимаю «свое» место. – Помнится в детстве ты даже кашу не мог сварить.

Воспоминания приходят внезапно, словно выцветшие кадры старого кино. Какие-то еще яркие, а какие-то уже совсем тусклые. Вот я плачу, потому что Саша и Дима доели мамин вишневый пирог, не оставив мне ни крошки. А вот Зимин обещает с непоколебимой уверенностью, что приготовит для меня вкусняшку, которая в сто раз круче пирога, и я обнимаю его так крепко, как только могу.

Горелая каша со сгущенкой не стала моим самым любимым блюдом, но я была без ума от Зимина и лопала за обе щеки. Он улыбался и гладил меня по голове, называя самой замечательной девочкой на свете. А Саша в это время отшкребал засохшую пену от плиты. Да… Было здорово.

– Я целый год живу один. Пельмени надоели за первые два месяца, так что приходится учится, – говорит Дима и встает, чтобы заглянуть в холодильник. – Хм… Есть яйца и ветчина. Омлет с ветчиной?

– А мука есть?

– Да. Где-то была, – Зимин переходит от холодильника к навесному шкафчику и открывает дверцу. – Ага. Есть.