Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никто мне ничего не сообщал, – ответила я, вдруг удивившись, почему они молчали.
– В общем, это довольно странно с их стороны, – заметил он, – я-то полагал, что они предоставили тебе все сведения. Но, насколько мне известно, ты хотела провести тот вечер дома, – заключил Пирс.
– Что значит «насколько известно»?
– Я имел в виду, что мы собирались в субботу вечером на вечеринку к Ричу и Аннелизе, но ты заявила, что устала и не хочешь идти. Поэтому ты осталась дома, а я отправился на вечеринку один.
– Кто такие Рич и Аннелиз?
– Друзья, – ответил он, – Ричу стукнул тридцатник. Они устраивали вечеринку.
– Вот как.
– Честно говоря, Мия, я весь вечер отвратительно себя чувствовал.
– Отвратительно? Почему?
– Мне следовало остаться с тобой. Зря я потащился к ним один. Если бы остался, то, возможно, ничего бы не случилось.
– Ты же не мог знать, – возразила я, – раз я сказала, что устала, то, вероятно, просто хотела провести тихий вечер и пораньше лечь спать.
– Ну да, наверное. – Он вздохнул и потер руками подбородок. – Однако это никак не объясняет, почему ты оказалась на том пляже.
– Могла ли я отправиться на раннюю утреннюю пробежку? – спросила я. – Меня нашли в спортивной форме.
– Какой форме? – он вскинул голову и пристально глянул на меня.
– Эластичных легинсах и топе.
– Так ты одеваешься для гребли.
Гребля? Неужели он имеет в виду греблю на лодках?
– Ты же состоишь в гребном клубе, – добавил он.
– Я занимаюсь греблей?
– Можно и так сказать.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я, уловив легкую обиду в его голосе.
– Мия, тебе нравится кататься на лодках. Очень.
– По морю? То есть я могла…
– Нет, не по морю, – прервал он меня, – обычно ты каталась по реке.
– Может, я для разнообразия вышла в море… и в итоге лодка перевернулась?
– Вряд ли. И с чего вдруг ты отправилась на морскую прогулку, если чувствовала себя усталой?
– Не знаю. Интересно, удастся ли мне это выяснить? Вернется ли ко мне память?
В груди вновь забилась тревога. Что, если память никогда не вернется? Вдруг мне придется начинать жизнь заново, с чистого листа? В окружении полнейших незнакомцев. Я вскочила со стула и в нервном беспокойстве прошла мимо Пирса к окну.
– Уверен, что вернется, – сказал он, провожая меня взглядом, – не навечно же ты обеспамятела!
Я сомневалась. Между нами повисло молчание.
– Хочешь, я покажу тебе фотографии? – спросил он. – Та дама в полиции сочла, что это может оказаться полезным.
– Давай, конечно, отличная идея, – согласилась я, – может, я узнаю кого-то или что-то.
Мне не верилось, что кого-то узнаю, но просмотр ничем мне не повредит.
Он достал мобильный, а я вернулась на стул и, склонившись к нему, начала разглядывать множество фотографий, запечатлевших нас вдвоем. На большинстве снимков мы выглядели как влюбленная парочка. Льнули друг к другу. Пялились друг на друга, глядя прямо в глаза. У меня блестящие, прямые волосы, обтягивающие дорогие наряды. Попадались и снимки наших друзей – радостные, красивые люди, тусовавшиеся в барах и ресторанах, нежащиеся на пляжах, развлекающиеся на яхтах. Видимо, мы являли собой эффектную парочку, вели гламурную жизнь. Жизнь, которой любой мог позавидовать. Жизнь, которую я не могу вспомнить.
– Славные фотки, – оценила я.
Однако я воспринимала их как картины чьей-то чужой жизни. Не почувствовала ни малейшей связи с запечатленной на них девушкой. И ни малейшей связи с сидящим рядом со мной мужчиной.
– Что говорит врач? – спросил Пирс, спрятав телефон обратно в карман. – Можно мне поговорить с ним?
Он встал, его красивое лицо прорезали озабоченные морщины.
– С ней, – поправила я, – меня ведет доктор Лазовски. Она говорит, что память может вернуться в любой момент. Что, вероятно, это последствия травмы. Ты знаешь, что я получила какие-то удары по затылку?
– Да, мне говорили в участке. Спрашивали, не знаю ли я, откуда взялись твои шишки! – Он покачал головой. – Все это чистое безумие. Должны же доктора как-то помочь. Нам надо проконсультироваться у других специалистов.
– Пока не стоит, – возразила я, не желая подвергаться новым обследованиям и сомневаясь, что у меня хватит сил выдержать их, – если через недельку или дней десять память не вернется ко мне естественным образом, то я рассмотрю другие варианты.
– И все-таки мне не понятно, как ты попала на тот пляж. Что ты могла там делать?
– Мне тоже неизвестно, – вздохнула я, – и это отчасти связано с потерей памяти. Ты можешь спрашивать меня все, что угодно, однако моя память пока представляет собой нечто вроде огромного пустого сундука.
Я старалась говорить не слишком резко, но мне уже осточертели все эти вопросы. Я понимала, что он лишь пытался помочь мне, но всякий раз, когда меня о чем-то спрашивали, а я не знала ответа, мне хотелось, чтобы меня просто оставили в покое. Как будто я виновата в том, что ничего не помню. Можно подумать, что я какая-то идиотка.
– Конечно, конечно, – согласился он, – я понимаю. Прости, детка. Я просто очень беспокоился, понимаешь.
– Разумеется, – ответила я, – мне хочется вернуть память. Ужасно неприятное состояние.
Пауза затягивалась. Неловкое молчание. Пирс барабанил пальцами по колену, пожевывая уголок губ.
– А где моя семья? – спросила я. – Родители, братья, сестры?
– О… Гм… В общем, твой отец умер несколько лет назад, но вы с ним практически не знали друг друга. Он ушел, когда ты была совсем маленькой.
Я постаралась переварить эту новость. Странно слышать столь личные подробности моей жизни от незнакомца.
– Однако тебя, в сущности, не волновало, что вы почти незнакомы, – добавил Пирс, – если тебе от этого станет легче.
– Значит, я совсем не знала его? Никогда даже не встречалась?
– Нет. Извини, Мия.
– Не за что извиняться. Это же не твоя вина. И вообще, мне не хочется вспоминать этого типа. – У меня вырвался нервный смешок, и хотя он с легкостью мог перейти в рыдания, я не позволила им прорваться.
Я не представляла, какие трудности подстерегают меня на пути восстановления собственной жизни. Мне даже не хотелось больше ни о чем спрашивать, но я невольно продолжила:
– А моя мама? Она еще жива?
– Да. Твои мама и сестра по-прежнему живут в Лондоне. Ты тоже там родилась, но несколько лет назад перебралась сюда.
Ладно, уже что-то хорошее. По крайней мере, у меня есть мать и сестра. Есть семья. Люди, которых волнует моя судьба.