— Учительница моей сестры, — пробормотала я.

— Миссис Свондер, — согласно кивнул он. — Досадная неприятность, однако не настолько значительная, чтобы потребовалась полная зачистка.

Я пыталась обдумать услышанное. Гильдия распределяла продукты, социальные роли и дома и контролировала рождаемость. Но в Аррасе годами не происходило преступлений. По крайней мере, я ни о чем таком не слышала.

— Постойте, вы что, хотите сказать, что зачистили память всех людей в Ромене?

— Ну не совсем, — усмехнулся он, сделав последний глоток бурбона. — Только немного подправили. Когда люди попытаются вспомнить что-либо о твоей семье, все будет как в тумане. Теперь история такова: ты была единственным ребенком, а родители твои получили разрешение перебраться поближе к Ковентри — это на случай, если кто-то захочет что-нибудь выяснить о тебе, чего, впрочем, не произойдет.

— Вы просто заставили все исчезнуть, — прошептала я.

— Ночью проблемы решаются просто. Спасибо комендантскому часу, — ответил он, отправляя в рот кусочек стейка. — Знаю, для тебя это звучит ужасно, но это лучше, чем паника среди населения.

— Вы хотите сказать, — прошептала я, наклонившись вперед, — что нет никакой нужды сообщать людям о том, что вы убили их соседей.

Слабая улыбка пропала с лица Кормака.

— Однажды ты поймешь, Аделиса, что все это делается ради безопасности людей. Зачистить память всех жителей какого-нибудь городка — это не шутка. Мне это дается нелегко. Большинству Прях на такое просто не хватит таланта. На твоем месте я бы не забывал, что такой приказ пришлось отдать из-за тебя.

— Я и не думала, что в Аррасе стоит переживать о безопасности. Вам ведь для этого и нужны такие, как я? Не так ли? — вызывающе бросила я, схватив столовый нож, лежавший у моей тарелки.

— Как я уже говорил, твое невежество просто очаровательно. — Теперь, однако, Кормак уже не выглядел таким беспечным. Его черные глаза блеснули яростью. — Пряхи обеспечивают безопасность — и следуют при этом моим приказам.

Это не только постоянные вечеринки и работа на станке. Гильдия требует преданности. Никогда не забывай об этом.

Услышав предупреждение в его голосе, я выпустила нож из руки. Клацнув, он упал на свое место.

— Надеюсь, ты наелась, — бросил он, поднимаясь с места. По-видимому, двух съеденных мною кусочков было достаточно, чтобы он остался доволен.

Я тоже встала. У меня не было другого выхода.

Несколько лет назад одна из живущих по соседству девочек была признана неадекватной. Такое происходило крайне редко, учитывая, что в Аррасе крайне отрицательно относились к любому отклонению от нормы. Мой папа сказал тогда, что иногда детей забирали из семей. Некоторые из них возвращались, но чаще всего этого не происходило. Та девочка вернулась, но после этого она всегда была как в тумане, словно витала где-то в облаках и никогда не спускалась на землю. Наверное, думая обо мне, соседи теперь ощущали себя в таком же тумане, будто я никогда и не существовала. Наркотики все еще оставались в моей крови, но даже они не смогли заглушить боли, пронзившей все мое тело до кончиков пальцев при этой мысли.

Как оказалось, наш обед был всего лишь проявлением дружелюбия со стороны Кормака, потому что нам не нужно было стоять в очереди за разрешениями на перемещение. В них не было необходимости. Я разрывалась между чувством вины, которое охватывало меня при мысли о доброте Кормака, и желанием выяснить его мотивы. Он стал проталкиваться сквозь толпу ожидающих своего отъезда мужчин, и я последовала за ним. Некоторые ворчали, однако другие тут же одергивали их.

— Мне нужна пара мест, — сказал Кормак мужчине за столом, протягивая карту привилегий.

Я была абсолютно уверена в том, что мужчина его узнал, однако тот взял карточку и изучил ее, после чего вбил код на встроенной в стену коммуникационной панели. Спустя несколько секунд из коридора появилась одетая в небесно-голубой костюм молодая женщина, которая проводила нас внутрь.

— Посол Паттон, не хотите ли чего-нибудь перекусить? — сияя розовой помадой, спросила девушка.

— Я уже ел, спасибо, — подмигнув, ответил он.

Меня она не спросила.

Купе Кормака находилось прямо напротив моего, и я ожидала, что он молча направится туда. Однако, прежде чем уйти, он обратился ко мне в последний раз.

— Аделиса, я очень надеюсь, что ты успеешь как следует отдохнуть.

Я смотрела в конец коридора. Этот человек вел себя так, словно был моим отцом. Он указывал мне, когда есть, когда спать. Но именно из-за него отца у меня больше не было.

— Ты знаешь, что не заслуживаешь того, как с тобой будут обращаться.

Голос его звучал участливо, однако «Вэлпрон» уже терял свое действие, и я готова была наброситься на него. Мне не нужна была фальшивая доброта.

— Ты даже не представляешь, во что ввязалась, — сказал Кормак, взглянув мне в лицо, и со вздохом отворил дверь в купе. — Надеюсь, ты научишься слушаться, пока еще не станет слишком поздно.

Я не удостоила его ответом. Зачем мне эти высокомерные рассуждения? Не отрываясь, я смотрела ему в спину, пока дверь за ним не захлопнулась. Проводница подвела меня к следующему купе и вошла в него вслед за мной.

— Ты в первый раз перемещаешься, — безразлично сказала она и показала мне на стул, стоящий на небольшой платформе в центре комнаты. — Тебя может затошнить или вырвать.

Неловко усевшись, я оглядела пустое помещение.

— Вот так. — Проводница наклонилась и застегнула ремни у меня на груди.

— Это еще зачем?

— Нужно, чтобы ты как можно меньше двигалась, пока мы будем перемещаться. Но ты можешь читать, есть или пить, — пояснила она, выдвигая из подлокотника небольшой столик. — Только не вставай.

Я опустила взгляд на ремни и удивленно приподняла бровь.

— Прости. — Она посмотрела на меня густо подведенными глазами, и я поняла, что проводница говорила искренне. — Я не получила разрешения что-нибудь тебе предложить.

— Все в порядке, — пожала плечами я. — Вы тут, похоже, нечасто встречаете девочек.

Девушка затянула ремни и проверила пряжку, а затем отошла. Засомневавшись, она посмотрела на стенные часы с обратным отсчетом времени: у меня было еще две минуты до начала перемещения.

— И все же, — она на миг замолкла и оглянулась. — Наверное, мне лучше промолчать.

— Что? — Медикаменты явно перестали действовать: теперь я ощущала панику.

— Да, женщины перемещаются крайне редко, только Пряхи и жены министров. Но им всегда дают все, что они только пожелают, — прошептала она.

— Я ничего не понимаю, — медленно произнесла я.

Она наклонилась вперед и сделала вид, будто поправляет ремень.