«Вылитый наш мастер из училища. Такой же самобытный и застрявший где-то глубоко внутри собственных мыслей; должно быть, тоже пьет не просыхая».

Я подошел уже так близко, что можно было бы вытянуть руку и коснуться его плеча.

– Кхе-кхе, день добрый.

– А? О, здрасьте. Виктор. – Мужчина протянул мне свою руку.

– Олег. Вы ко мне?

– Вы сварщик? Тогда да. Я слесарь, меня к вам на помощь отправили. – Он шепелявил из-за отсутствия передних зубов.

– Здорово, я уж думал, от одиночества здесь с ума сойду…

– Ой, ерунда, привыкнете. Я поначалу тоже так думал, а сейчас уже по барабану…

– Ну, что скажете? – вопросительно посмотрел я в сторону камеры.

– А что тут скажешь, молодец, сделано все хорошо, а теперь я буду помогать, и будет еще лучше. – Прозвучало это почему-то не так позитивно, как должно было.

– Приступим?

Мы начали работать. Вдвоем и вправду пошло быстрей. Мужичок знал свое дело, и мне не приходилось тратить время на объяснения.

– Вить, можно же на «ты»? Перекурим?

Он согласно кивнул и отложил инструмент.

– А у тебя не будет сигаретки, а то закончились, – я показательно постучал по карманам.

Витя протянул мне пачку, я хотел было взять одну, но он жестом разрешил мне забрать все оставшиеся.

– Спасибо! А то я не подготовился…

– Бывает.

Мы начали пускать клубы едкого дыма, наслаждаясь его пагубным влиянием. Сделав пару затяжек, я решил, что пора начать прощупывать почву:

– А ты давно здесь?

– Двадцать четыре года.

– Что?! – Из моих легких вырвалась белая струя дыма и, поднявшись к потолку, превратилась в мутное облако. – Как двадцать четыре? Сколько тогда эта тюрьма уже строится?

– Черт его знает… Когда я сюда устроился, она была такой же огромной, как мне кажется. Я, честно говоря, не в курсе. Лет пятьдесят-сто.

– Ничего себе. То есть я столько лет живу и ни разу не слышал об этой тюрьме? Подожди-ка, а деревня?

– А что деревня?

– Почему она тогда заброшена? Люди же могли работать здесь, на стройке, зачем им было забрасывать свои дома?

Витя пожал плечами и затушил окурок о стену.

Докурив, мы начали работать, но я продолжал лезть с расспросами:

– А ты будешь жить со мной?

– Нет, я здесь только на подмогу, на мне еще три крыла висят.

– Три крыла? Когда же ты все успеваешь, ночью?

Он не ответил.

– Но почему тут больше никого, кроме меня?

– С этими вопросами не ко мне. – Похоже, он не особо желал болтать.

– Ну ладно, скажи хотя бы, как здесь с оплатой?

– Нормально все.

– Вовремя? Без обмана?

– Угу.

Я снова было открыл рот, но он решил не дожидаться и перебил меня на полуслове:

– Если выполняешь свою работу как надо и соблюдаешь все правила, то с оплатой проблем не будет. Вообще проблем не будет. Подай-ка мне вон ту железяку.

– А что за правила? – я подал Виктору металлический пруток, а сам принялся варить.

– Ну те, что в договоре.

– В каком договоре?

– Ну договор подряда, который ты подписывал.

– Я ничего не подписывал. – Я продолжал варить и не заметил, как он отложил инструмент, поднялся с корточек и уставился в мою сторону.

– То есть как не подписывал?!

Подняв маску, я увидел пялящиеся на меня сквозь толстые стекла глаза: два глубоких, иссушенных до основания колодца, в уголках которых залегли глубокие морщины.

Вите было на вид лет шестьдесят, но глаза старили его еще на пару десятилетий. Казалось, что вся жизнь была высосана из них до самого дна. Я смотрел и не мог оторваться, нелепое молчание затянулось.

– Олег, Олеженька, милый! – Он резко изменился в лице, кадык его нервно задергался.

Он сделал шаг навстречу, я – шаг назад. Казалось, что из осушенных колодцев проступила влага.

– Ты чего?!

Он продолжал наступать, руки постепенно потянулись кверху, по-видимому, собирался обнять, но я своим видом дал понять, что не стоит.

Тут он резко остановился, и лицо его помрачнело.

– Послушай меня. Я скажу один раз и очень тихо, а ты запомни. Пожалуйста, запомни, обещаешь?

Я молчал. Ситуация была очень дурацкая, мне хотелось, чтобы это скорее закончилось.

«Еще и напарника психованного подсунули».

– Обещаешь?! – уже более напористо продолжал Виктор.

Я кивнул.

Он начал шептать:

– Хорошо выполненная работа – не всегда хорошо; иногда тот, кто ее оценивает, оценивает всю твою жизнь. – Голос его дрожал, не отворачивая от меня взгляда, он кивнул в сторону камеры, которую я сделал до его прихода. Это был намек странный, совершенно непонятный. Мужик был встревожен, я чувствовал, что он искренен, но это ничего не меняло, я все равно не понял, что он имеет в виду, не хотел даже думать об этом. Продолжили молча.

Мы сделали еще одну камеру. Я варил, а Витя резал, зачищал швы, придерживал прутки. От непривычки спина уже начинала гудеть, как старый несмазанный механизм, да и неполноценный сон давал о себе знать. До ужина оставалось полчаса, когда я решил, что можно на сегодня заканчивать, нужно еще было собрать инструмент.

– Ну что, на сегодня хватит, я думаю?

– Да, пожалуй, достаточно, – согласился Витя и начал вытирать руки о засаленные штаны. – Ладно, я пойду, мне в другое крыло еще добираться, я там трубу с утра перекрывал, нужно было герметиком замазать, думаю, он уже высох.

Он ушел, а я начал собираться. Не знаю, что меня дернуло, но я решил пройтись, посмотреть все швы.

От вида проделанной работы глаза радовались, душа пела.

«Руки еще хоть куда».

«Так, а это что?!»

Витя так сильно отшлифовал один пруток, что снял часть сварки; самое интересное, что это было сделано в таком неудобном и плохо заметном месте, что не сразу обратишь внимание. Все это выглядело немного подозрительно. Как будто он специально накосячил.

В голове сразу вспомнились слова инженера: «Мы будем проверять каждый пруток».

«Так оставлять нельзя». Я взял в руки «держак» и быстренько все исправил.

Раздался звонок. Уже знакомый голос в трубке сообщил, что ужин ждет меня. Через пять минут я сидел за столом.

«За весь день никакой связи с Алиной».