Рокот сместился к Лысой горе, и вскоре окончательно стих. Продрогший Махорка сел, подтянув колени к груди, вставил в рот мятую самокрутку, чиркнул зажигалкой и с наслаждением вдохнул едкий дым. Мерзавчик водки, заботливо припасенный в кармане видавшего виды бушлата, манил страшно, но не время сейчас. Вот закончится спуск, удастся проскочить у «Рассвета», затеряться в холмах – тогда и отвинтим крышечку, и дерябнем глоточек, а потом и второй… А пока – терпи брат, ползи по террасам, где по-пластунски, а где и на карачках. И повторяй себе, дураку – не лезь куда не след, не лезь, не лезь!

Ещё позавчера жизнь сулила только хорошее. Удалось сговориться с прорабом на стройке, где халтурили летом, посторожить объект до апреля за малую мзду, кормежку и крышу над головой. Удалось оторвать на «блошке» хорошие берцы – прочные и по размеру. Даже с настырной пьянчужкой Любкой-Ряхой удалось разобраться – её любвеобильное сердце склонилось к Полтосу, счастливому обладателю военной пенсии. Без оплеух и брани конечно не обошлось, иначе бы мужики перестали его уважать, но в глубине души Махорка был счастлив.  И полировал счастье пивом, развалясь на скамеечке, словно лорд. Ласковые лучи солнца поглаживали потную от удовольствия лысину, по бульвару прогуливалась ногастые мамаши с колясками, из «Антресоли» тянуло жареным мясом с приправами по-восточному. Впору закусывать воздухом… а мы – рыбкой, рыбонькой мы закусим!

Холодный глоток прокатился по пищеводу, наполняя сердце блаженством. Нежная, жирная мякоть копченой ставридки таяла во рту, возбуждая желание ещё раз ухватить банку за покрытый испариной бок и плеснуть в глотку пенистой радости. Счастливый Махорка погладил себя по бороде, смахивая невидимые чешуйки. Как хорошо… ещё бы экскаватор над ухом не тарахтел, трам-парарам – приспичило мэру осваивать бюджетные средства, вот и меняют трубы по всему городу. 

Мысль оказалась вещей. Ковш обо что-то лязгнул, прозвучал отвратительный скрежет и шум затих. Но не до конца - чуткий слух Махорки уловил еле слышную перебранку. Рабочие ссорились, один хрипловатым баском настаивал вызывать, мать их, музейщиков и прекращать работу, другой картавил, утверждая, что в таком разукрашенном ящике наверняка найдется, чем поживиться. Ханское серебро помнишь?

Историю про грибников, промышлявших «серенькими» на склонах Тепе-Оба знал весь город. Прошлой осенью две говорливых бабульки прочесывали лесок, одна скатилась в овраг, вторая полезла её вытаскивать, обвалила пласт земли – и обеих буквально засыпало почерневшими серебряными монетами. Как писали потом газеты - десять тысяч акче чеканки Сахиб-Гирея. Десять тысяч тонких узорных монеток и каждая стоит… ой, сколько стоит.

Мысль о кладе раззадорила Махорку. Делая вид, что скармливает остатки рыбы одному из бесчисленных бульварных котов, он подобрался поближе к краю газона, осторожно высунулся из-за каменного бордюра и заглянул в раскоп. В толще мокрой земли, смешанной со старыми углями, черепками и черепицей, таился продолговатый ящик, похожий на гроб с узорчатой крышкой. Его обвивало двойное кольцо цепей. Что же такое ценное лежит внутри, может и вправду сокровище? Феодосия старый город, закопать здесь могли и сундук с золотом и архив немецкого штаба.

Немолодой рабочий словно почуял взгляд и обернулся. В его узких глазах читалась такая ярость, что Махорка присел от греха подальше, укрылся за каменной стенкой. Оставалось полагаться только на острый слух. Лязгнул ковш, осыпалась сухая земля – ящик прикрыли от чужих глаз. Спор продолжился, негромкий, но свирепый.

Потрошить клад на месте явно не следовало, оставлять надолго на месте тем более. Идея под покровом ночи перевезти находку в гараж на Челноках и на месте разобраться, что там внутри, показалась разумной обоим спорщикам. После девяти вечера улицы пустели, а к полуночи по бульвару прогуливались одни бродячие собаки – не сезон. Мало ли зачем рабочие роются в траншее – паспорт там выпал или ключи от машины. А гараж обстоятельного, хозяйственного мужика – место, где и танк по уму можно спрятать. Единственное, что настораживало – тон беседы. Судя по разговору, рабочие были не только напарниками, но и корешами, знали друг друга не первый год. Но за дружественными словами Махорка различал злобу, рычание голодного пса над костью. Что жадность с людьми делает! Где жадность, там раздор. А где раздор – всегда можно урвать кусочек. 

Вдруг в том ящике вправду золото? Продать через знакомого барыгу, и хоть одну зиму прожить нормально, как раньше – в съемной хате, с теликом, ванной, чистым бельём, новыми шмотками, жрачкой человеческой, водочкой «Кристалл» из холодильника. Здоровьичком, трах-тарарах, заняться, патлы обстричь, зубы вставить, а там и жениться на доброй и глупой бабе. Лежать этак воскресным утром в постели, рявкать «Манька, завтрак!» и она тут же подносик с яишенкой там, сальцем, огурчиком, чаю горячего, крепкого дочерна. И сама такая сисястая, гладкая, халатик на груди распахнулся, смотрит коровьими глазищами, лыбится вся. Пихнешь кулаком в бок для острастки и в койку, лапушку… Ишь размечтался, тюлень безносый!

Экскаватор уже полз дальше, прокладывая траншею, выворачивая наружу комья земли пополам с осколками черепицы и обломками кирпича. По бульвару проехала стайка веселых велосипедистов, прошла мамашка, увещевая шустрых близнецов, прошествовала собачья свадьба. Сонное солнце спустилось ниже, подсветило серые стволы платанов. Механически разминая пальцами табак-самосад, Махорка просчитывал варианты. В одиночку он ящик не вытащит, пуп лопнет. Вскрыть добычу прямиком в траншее – дело долгое, фиг знает, сгнило ли дерево или смолой пропитано, да и застукать могут. Мужиков созвать? Помочь не откажутся, так ведь делиться придется. А как свое пропьют – снова явятся, знаю я их, алкашей. В крайнем случае остается донос – позвонить куда следует, мол расхищают государственное имущество – и прощай, золотишко, ни нашим, ни вашим. Махорка хрипло расхохотался и раскашлялся, задыхаясь. Нет уж! Выслежу дурней, выжду время, да и вскрою гараж. В дом по первости ничего не потащат, чтобы жёны не запалили, припрячут в логове. А дождаться глухой ночи и расковырять замок – дело плевое…

До темноты Махорка успел все. Сгонять до вагончика, запастись отмычкой, парой перчаток и самодельным кистенем – признать в гирьке на цепочке оружие, смертельно опасное в умелых руках, сообразил бы не всякий мент. И чифирьку с собой в термосе захватить – чтобы не задремать раньше времени. 

Место для наблюдения Махорка выбирал долго, со знанием дела. Наконец, он решил расположиться в арке напротив, рядом с мусорными мешками. Со стороны – обычный пьяный бомж, задремал, где нажрался. Товарищ Лютый, дорогой командир, оценил бы маскировку… да только спит товарищ командир в чужом краю, в яме, засыпанной серой глиной, и