-- Шеф идёт по институтскому двору и тащит в каждой руке по блоку питания УИП-1 (47 килограмм каждый). За ним след в след поспевает сотрудник его лаборатории К., и несет сетевые шнуры, волочащиеся за приборами.

-- Шеф терпеливо выслушивает довольно нервный рассказ Артема о том, что локальный партийный босс пытался его, Артема, заставить писать заявление о приеме в партию, ссылаясь на какое-то решение партбюро и суля немедленный карьерный рост, – а он, понимаете, отказался, сославшись на занятость по работе. Шеф смотрит ехидно, и неожиданно цитирует Атоса - «Вы поступили, как должны были поступить... но, возможно, Вы совершили ошибку!».

-- Шеф вызван на партбюро, хотя он и не член партии, и никогда им не был. Ему почтительно, но настойчиво устраивают втык за то, что он ездит с сотрудниками в колхоз и на овощебазу - академикам не положено, конфуз может выйти, если империалисты прознают. Шеф заявляет, что не понимает, как это он других будет посылать, если сам не поедет. Партбюро от него с неохотой отстает, и нас начинают гонять реже.

-- Шеф уезжает в командировку. Его сотрудник К. сидит на своем рабочем месте, и, отключившись от реальности, размышляет вслух: «Завтра Шеф приедет... А что ж я ему скажу? что ж я ему скажу-то?». Минутное сосредоточенное молчание, во время которого он перебирает в памяти все не полученные за время отсутствия Шефа результаты, и оп-ля – решение найдено. Радостным голосом: «А я ему скажу – здравствуй, Шеф!!!».

Начало перестройки, вся страна кидается читать газеты и журналы, «Литературку» не достать – подписка на нее разыгрывается на предприятиях. Читают – впервые – про Сталина, про репрессии, про лагеря. Читают Гранина и Солженицина, Домбровского и Шаламова, читают рыбаковских «Детей Арбата», читают «Доктора Живаго» – утоляют многолетний литературный голод. А в магазинах – голые полки, все продукты продаются только по талонам, но и по талонам ничего не купить. Горожане кормятся исключительно тем, что растет у них на «приусадебных участках» – клочках земли в болотистых пригородах, не имеющих никакого отношения ни к каким усадьбам. С каждым годом с продуктами становится все хуже. Трехлетняя дочь, зайдя с бабушкой в магазин, начинает смеяться – ей кажется очень смешным, что на полках нет вообще ничего!

Книги – пока еще жуткий дефицит, в магазинах только партийная литература и генеральские мемуары. Хорошие книги можно достать через институтское общество книголюбов (в порядке очереди, и с обязательной нагрузкой в виде тех же мемуаров) и еще – с середины 80-х – в магазинах книгообмена. В них своя иерархия, все книги делятся на категории. В первой, самой высшей – романы Пикуля. В один прекрасный день Артему удается урвать в обществе книголюбов вожделенного Пикуля, отнести его в книгообмен и поменять на первый советский сборник Булгакова. Все счастливы.

Безалкогольный 1985-й год, лето. Артем и Леха с женами плывут по Волге к Астрахани на байдарках, а за ними гонится моторка, спущенная с 4-го плавучего рыбзавода, и хриплый матрос взывает к их лучшим чувствам - «Студенты! у нас полный корабель икры, а выпить нечего! ну уступите бутылку за икру, за сколько хотите!». Но они не уступают ни в этот раз, ни во все следующие - у них на все путешествие припасена только одна бутылка водки на крайний медицинский случай. Так им черной икры и не удается попробовать.

Рыбьей костью в горле запомнилась зима 1986 года – дочке три месяца, на улице жуткий мороз за –30. Сначала не выдерживает отопление, потом перестает идти горячая и холодная вода, потом не выдерживает перегрузок и отключается электрическая сеть. Вместо газовых плит в новой многоэтажке электрические, но без электричества они не работают. На стене кухни изнутри – трехсантиметровый слой льда. Дочка две недели, пока воздух на улице не «прогревается» до –20, живет в теплом конверте, который бабушка сшила для нее из своего пальто. В магазинах нет туристских примусов, их все раскупили, но при первой же возможности поумневшие Артем с Галей закупают примус и канистру керосина.

1989-й год – постоянное ожидание гражданской войны, – на окраинах она уже идет, республики одна за другой объявляют об отделении, и где-то уже армию бросают на подавление – давить безоружных людей танками и рубить саперными лопатками, да и центр тоже трясет, не переставая. Митинги, демонстрации, забастовки голодных шахтеров, еще немного – и полыхнет.

Защита кандидатской; по субботам и воскресеньям поездки к магазину «Юный Техник», чтобы продавать записанные на магнитофонных кассетах программы для компьютера «ZX-Spectrum» – это помогает выжить при многомесячных задержках зарплаты. Самодельный, спаянный из примитивных микросхемок компьютер с оперативной памятью аж в 48 килобайт стоит на кухне, вместо монитора у него – черно-белый телевизор, а вместо жесткого диска и дисковода – кассетный магнитофон «Весна». Программы для продажи переписываются по ночам при выключенном холодильнике, потому что щелчок холодильника губит запись напрочь.

Втюхав чайникам-неофитам несколько красиво разрисованных кассет, и внеся тем самым посильный вклад в становление российского компьютерного пиратства, Артем едет на книжный рынок, где есть практически все, чего нет и никогда не было в магазинах – и Борхес, Стругацкие, даже Булгаков… но все стоит безумных денег. Иногда хорошую книжку удается на что-то выменять, но обычно на нее уходит изрядная доля пиратского заработка. До сих пор жалко ту библиотеку, да и следующую библиотеку тоже жалко, хотя гораздо более крупные потери давно уже забылись. Сказано же – «не собирайте сокровищ на земле».

Да, нелегальная толкучка-барахолка у магазина «Юный Техник» – это отдельная история, достойная своего скальда, столь же овеянное легендами место, как знаменитое кафе «Сайгон» на Невском. Миниатюрная модель происходящих в стране процессов. Впервые Артем попал на нее еще в десятом классе, в 1977-м. Тогда здесь по субботам собирались меломаны, торговали «дисками» – привезенными с запада виниловыми пластинками. За 45-минутный диск отдавали до сорока-пятидесяти рублей – месячную стипендию. На толкучке процветали спекулянты; были и еще более экзотические профессии, например – «гуталинщик». Так называли мошенников, которые скупали по дешевке заезженные (или, как тогда говорили, «запиленные») диски, и дома тщательно полировали их обувным гуталином. Гуталин заполнял все царапины и микротрещины, и пластинка начинала блестеть, как новая. Она вообще выглядела, как новая – пока ее не ставили на проигрыватель… Продав ударными темпами десяток нагуталиненных дисков, гуталинщик исчезал с толкучки на несколько месяцев. А появившись снова