На её плечо легла тонкая, но властная рука бабушки.

– Не расстраивайся, – ободряюще проговорила старуха. – Все немного взволнованы твоим – таким внезапным – появлением. Они привыкнут. Здесь никто тебе не враг. Отныне это твой дом. Запомни это!

О нет, этот дом на Сретенке, в Рыбниковом переулке, далеко не сразу стал для неё своим. Проходили долгие дни, недели и месяцы, а ледяная стылость в Вериной груди всё никак не начинала оттаивать. Нет, сами правила новой игры она приняла довольно быстро – с этим проблем практически не возникало, и девочка легко вписалась в образ жизни почтенного московского семейства. Но это были всего лишь внешние факторы. Внутренне Верочка оставалась всё той же малышкой, которая больше всего на свете любит только двоих людей: маму и Ромку. Тех двоих, которые её так безжалостно оставили…

В тот самый злополучный день, когда Верочка впервые возникла на пороге дома Громовых, её отец с мачехой и сестрой собирались в гости к друзьям. И немудрено – был канун Нового года, и если у самой Веры мысль о празднике совершенно вылетела из головы, то её новоприобретённая родня не собиралась отказываться от традиционного новогоднего застолья с друзьями.

Бабушка осталась дома, собираясь посвятить весь вечер так внезапно возникшей в её жизни младшей внучке. Верочке вообще показалось, что старуха робеет перед ней, малышкой, несмотря на напускную строгость, словно постоянно терзается каким-то тайным чувством вины…

Признаться, когда домочадцы удалились, и Вера, и бабка вздохнули с явным облегчением, заметно расслабившись.

– Ну-ка, марш в ванную комнату! – скомандовала старуха добродушно. – Новый год полагается встречать чистыми.

В этой её фразе не было и намёка на ту обидную брезгливость, которая явственно звучала в голосе мачехи, тоже предлагавшей Вере сначала помыться, – поэтому девочка с радостью побежала купаться, тем более что воду она обожала во всех проявлениях. В их коммуналке тоже имелась ванна – колченогая, страшенная, проржавевшая, но даже там было невыразимым счастьем плескаться, напустив в воду шампуня, чтобы образовалась пена. Мама, правда, страшно ругалась на неё за подобное транжирство – достать хорошее средство для мытья волос было сложно, вечный дефицит, но Вера не могла удержаться.

Эта ванна, конечно, была не чета их коммунальной. На полочках горделиво высились всевозможные косметические средства: шампуни, крема, одеколоны, зубная паста, мыло… Пахло в ванной комнате острой свежестью стирального порошка, а также ароматами зелёного яблока и хвои. От обилия шампуней самых разных мастей у Веры закружилась голова. Здесь были и «Селена» изумрудного цвета в белых ёмкостях, и золотистый «Липовый цвет», и куча безымянных пластмассовых бутылок, которые считались в Верочкином дворе лучшими в мире «брызгалками»! А также детские шампуни – синий флакон «Игрушка» с глазами и красным клювом, жёлто-красный «Кря-кря» для малышей, «Дюймовочка» с изображением сказочной андерсеновской девочки на бутылке… Однако, несмотря на такое изобилие, напускать пены в воду она не стала – постеснялась.

Обычно мыть голову ей помогала мама – не так-то легко было тщательно промыть длинные густые волосы. Но признаться в этом полузнакомой старухе казалось немыслимо стыдным делом, поэтому девочка кое-как выкупалась сама. Бабушка заблаговременно принесла ей свежее полотенце и какую-то одежду, Вера особо не всматривалась. Правда, уже натянув на себя шерстяной домашний костюмчик, она сообразила, что вещи не новые. Чистые, отстиранные и отутюженные, но… уже ношеные. Нет, у Веры вовсе не было предубеждений против одежды, которую до неё уже кто-то носил. Мама перешивала ей свои старые платья и юбки, и получались прекрасные наряды. К тому же зимнюю одежду они обычно покупали себе в комиссионке. Но всё же мысль о том, что она сейчас должна надеть костюм, который прежде носила её новоиспечённая противная белобрысая сестрица, была неприятна Вере.

– А где моя одежда? – спросила она у бабушки, выходя из ванной в гостиную.

– В смысле? – нахмурилась старуха.

Вера пояснила:

– Ну, та, в которой я сюда приехала…

Бабка смущённо отвела взгляд.

– Ах, эта… Детка, ты не переживай, мы на днях полностью обновим тебе гардероб! А старые твои вещи… ну, они совсем уже ветхие. Я их отдала.

– Кому?

– Дворничихе Насибе из первого подъезда, – охотно и торопливо пояснила бабка. – Она из Узбекистана приехала, в комнатушке живёт с тремя детьми. Муж её давно бросил, перебивается кое-как, наш двор убирает и соседний ещё… Вот средняя девчонка у Насибы примерно твоего возраста. Ей твои вещички как раз впору будут, и пальто, и платье, и шапка. Знаешь, как Насиба обрадовалась, как благодарила!.. Добрый она человек, добрый и очень несчастный…

Вера, конечно, не жалела вещей для доброй и несчастной Насибы, но чувствовать себя должницей сестры, у которой бабка позаимствовала одежду, тоже было не слишком-то уютно.

– Ладно, а теперь пойдём к столу – проводим Старый год! – радостно (пожалуй, даже преувеличенно радостно) провозгласила бабушка, жестами приглашая девочку в гостиную.

Всего в квартире Громовых было четыре комнаты: гостиная, которая служила дополнительно и столовой, и спальней для старухи; детская, где обитала Дина и теперь, стало быть, должна была поселиться Верочка; рабочий кабинет, в котором трудился Верин папа; и, наконец, родительская спальня.

В гостиной стояла ёлка, каких Верочка никогда раньше не видывала, – искусственная, но высокая и пышная, увенчанная серебристой звездой и украшенная одинаковыми стильными белыми шарами. «Как в лучших домах Европы!» – любила приговаривать мачеха каждый Новый год. Загадочная, вожделенная Европа была для неё розовой мечтой: женщина буквально молилась на всё иностранное, западное, и в середине девяностых мечта её, наконец, сбылась – семья практически полным составом эмигрировала в Америку. Откровенно говоря, Верочке в тот её первый Новый год на новом месте «европейская ёлка» совершенно не понравилась. Ей казалось, что простые белые шарики взамен пёстрых разномастных игрушек – это очень скучно.

То ли дело – ёлка в коммуналке!.. Вернее, даже две ёлки: их с мамой и Ромкина. Обе были для Веры праздником, символом настоящего новогоднего чуда. Дядя Сеня лично ездил за ёлками в подмосковный лесок – привозил и для себя с сыном, и для соседки. Дети сначала с большим энтузиазмом наряжали первую ёлку, а затем, с не меньшим воодушевлением, – вторую. В тесных комнатушках коммуналки и так негде было развернуться, но украшенное новогоднее дерево было неизменной традицией, которую свято блюли все соседи, – даже скучная Варвара приносила с базара щуплое корявое деревце.

Вера обожала момент, когда из-под кровати извлекался допотопный чемоданчик, весь доверху заполненный игрушками. Мама, как девчонка, сходила с ума от ёлочных украшений и самозабвенно скупала их к каждому новогоднему празднику. Ежегодно её коллекция обогащалась то шариком с красной звездой, то светофором, то космонавтом, то дирижаблем или ракетой.