Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай помогу.
Я приподнялась на локтях, пока Вида дергала ткань и ругалась себе под нос, но перед глазами все поплыло, повозка завертелась, и я вновь рухнула на тюфяк.
– Не нужно, – буркнула Вида и, наконец освободив юбку, подобралась ко мне. – Выглядишь ужасно, хотя, полагаю, это на пользу маскировке.
Она взяла меня за руку, но никакой поддержки в этом жесте не чувствовалось.
– Скоро нас остановят и досмотрят. Тебе нужно лишь сохранять спокойствие. Если не можешь, то просто закрой рот и изображай немую.
Резкий тон усугубляла грубая хватка ее липкой ладони.
Я посмотрела на девушку, столь тесно связанную с погибшими сельчанами, и с трудом выдавила:
– Твой отец?..
Вида покачала головой:
– Он не пострадал. – Но лицо ее оставалось бесстрастным.
Я облегченно улыбнулась. Мастер Тозай жив! По крайней мере, я не убила и не ранила предводителя сопротивления.
– Я рада.
Вида не улыбнулась в ответ.
– Отец в порядке, – тихо продолжила она, – но я потеряла… потеряла близких друзей.
Хватка на моей руке усилилась, и я ахнула.
– Я видела твою мощь, леди. И отец утверждает, будто ты ключ к нашей победе. Но даже если так… в глубине души я все равно не хотела, чтобы ты очнулась.
Я попыталась одернуть ладонь, но Вида не отпускала. Скрип повозки наконец заглушили звон металлических доспехов и громкий приказ остановиться.
Вида наклонилась ближе:
– До сих пор ты принесла больше вреда, чем пользы. Надеюсь, ты стоишь всех этих страданий.
Она разжала руку, и повозка, дернувшись, замерла.
– Именем императора Сетона, покажите пропуск, – скомандовал монотонный голос.
– Разумеется, – отозвалась Дела.
От былой мягкости ее речей не осталось и следа, теперь я слышала голос мужчины.
На хлопковом тенте вдруг возник черный силуэт солдата, будто марионетка на палке в театре теней. Вскоре к нему склонился угловатый профиль Делы, когда она передавала восьмиугольный знак – благословленный пропуск паломника, который трудно получить и почти невозможно подделать. Несколько показавшихся бесконечными секунд солдат его изучал, после чего, вскинув голову, спросил:
– Куда направляешься, купец?
– К Водам Лунной Девы. Везу свою…
– Скверное время для путешествий. Дороги затоплены, и вода разрушила одну из горных переправ.
– Мы доверяем богам…
– Сколько вас?
– Я с женой да двое рабов.
– Без охраны?
– Да, господин. У нас есть благословленный пропуск и стяг паломника. Разумеется, нам ничего не грозит.
– Есть сведения, что на этой дороге орудуют бандиты, нападают на паломников. – Солдат вернул Деле знак. – Не встречал ли ты других путешественников? Может, большого островитянина с мальчиком и женщиной? Или двух мужчин и парнишку?
Воздух будто исчез из повозки. Они искали нас. Я знала об этом еще из докладов и донесений, что приносили в рыбацкий поселок, но теперь все вдруг стало таким реальным. Теперь рядом находился солдат с приказом взять нас живыми или мертвыми. Я стиснула дрожащие ладони.
– Нет, господин, – ответила Дела.
– Проверить повозку, – велел солдат своим людям, мотнув головой.
Я поглубже вжалась в солому и попыталась расслабиться и притвориться немощной. Вида тем временем скрыла свою свирепую энергию под раболепной маской. На секунду связанные единой угрозой, мы переглянулись.
Задний борт снова откинулся, и в повозку заглянули двое мужчин с обнаженным мечами.
Осмотревшись, они скользнули глазами по моим белым одеждам и задержались на фигуре Виды.
– Женщина и горничная, сэр, – отчитался старший.
В просвете появился их командир, и солдаты отступили, освобождая ему место.
Он оказался моложе, чем я ожидала, с добродушным лицом, слегка осунувшимся от усталости и ответственности. Шею его обвивал кожаный шнурок с нефритовым амулетом крови. Я видела такие раньше у солдат высокого ранга: на камне высечен призыв к Броссу, богу войны, просьба о защите в бою. Амулет крови сработает, только если получен в качестве подарка, а этот, вырезанный из красного нефрита вместо простого бычьего камня, стоил целого состояния. Кто-то очень хотел сохранить этому солдату жизнь.
Он потрясенно уставился на мой белый наряд.
– Сэр? – окликнул его один из подчиненных.
Глаза командира потеплели и сосредоточились на моем лице.
– Прошу прощение за вторжение, госпожа, – мягко произнес он. – Теперь я понимаю, почему вы пустились в путь в такое время. Я Хаддо, лейтенант восточного горного патруля. – Он поклонился. – Я сожалею, но вы должны выйти, пока мы обыскиваем повозку.
Вида распрямилась:
– Пожалуйста, господин. Хозяйка так слаба… – В ее голосе слышалась лишь кротость, присущая слуге.
Хаддо не обратил внимания на протесты:
– Прошу вас выйти, госпожа.
– Разумеется.
Я завозилась с платьем, пытаясь скрыть дрожь в ладонях и чувствуя отчаяние Рико, будто еще одно сердцебиение.
Вида торопливо схватила меня за руку и потянула вверх:
– Обопритесь на меня, хозяйка. – И прижала меня к своему напряженному телу.
Сгорбившись под навесом, мы медленно и неуклюже двинулись к лейтенанту. В притворстве не было нужды – после двух дней беспамятства я едва могла ходить. С каждым сделанным шагом тошнота усиливалась.
Вида помогла мне спуститься на землю, тихонько причитая над подолом моего платья, пока мы обходили лужу. И, лишь повернувшись к лейтенанту, я наконец оценила истинный масштаб угрозы. Повозку окружил отряд из двадцати человек: в основном пешие воины с мечами, но кое-кто сжимал в руках смертоносные механические луки. Нам ни за что не прорваться с боем. Хватка Виды усилилась.
– Моя жена в порядке? – послышался голос Делы.
– Стой, где стоишь! – крикнул Хаддо и кивнул двум ожидающим приказа солдатам: – Обыскать.
Они забрались в повозку. Мне не стоило смотреть – на моем лице, точно на карте, наверняка отражался путь к Рико, – но я не могла отвернуться. Старший мужчина одну за другой открывал дорожные корзины и рылся в них, разбрасывая еду, одежду и постельные принадлежности. Второй приподнял тюфяк, и в воздух вихрем взметнулась пыль. Солдат проткнул солому мечом – раз, другой – и переключил внимание на половицы. Вида судорожно вдохнула. Мой желудок сжался в рвотном позыве.
– Мне дурно, – вымолвила я.
Но едва я склонилась над затопленной канавой, как Вида железной хваткой развернула меня обратно к лейтенанту. Времени протестовать не было.