Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, пять минут. – Векшин вернулся на свой стул. – Слушаю вас.
И слушал. И снова поверилось ему, что всё-таки произошли у неё психические сдвиги, наваждение какое-то. Заговорила она быстро, страстно, то ли от нахлынувшего возбуждения, то ли боялась, что не успеет высказаться. Чтобы не верил он лживой советской пропаганде, что воевал Степан Бандера не за немцев, а за Украину, вольную, независимую Украину. Раньше не давал он гнобить её полякам, а потом, когда в тридцать девятом оккупировали Западную Украину москали, бился с ними. А знает ли Векшин, что созданная Бандерой Организация Украинских Националистов, её Украинская Повстанческая Армия сражалась и против немцев, отстаивая независимость Украины? Не знает? И вспомнит он ещё её слова, когда Герою Украины Бандере памятники в Украине будут ставить, улицы его именем назовут. А его красно-чёрное знамя будет развеваться над киевской ратушей. Если не суждено ей будет дожить до той счастливой поры, то уж дочери её – наверняка, в чём она абсолютно уверена. И долг каждого настоящего украинца делать всё, где, что и как он может, чтобы приблизить день, когда нэнька Украина будет для украинцев, а не для всякого москальского и жидовского сброда.
Она задохнулась, теперь уже всё лицо её полыхало. Векшин ещё крепче подосадовал, что дал втянуть себя в этот ненужный и глупый разговор, довёл послеоперационную больную, которой сейчас прежде всего покой нужен, до такого состояния, речи её бредовые слушал. Не требовалось ведь врачебного диплома, чтобы с самого начала усомниться в её полной вменяемости. Ещё когда только заявила она ему, что боится обратиться за помощью к москальским врачам. Осторожно взял её за руку, начал тихо уговаривать, чтобы успокоилась, что вредно ей волноваться, что, конечно же, поговорят они ещё обо всём этом, но не сейчас, будет у них для этого время. Очень вовремя появилась сестра с подготовленными шприцами на крышке стерилизатора, Векшин шепнул ей, чтобы добавила Зоряне пару кубиков димедрола.
Он сразу не ушёл, дождался, пока она уснёт. Теперь, с опущенными веками, выглядела Зоряна иначе – безмятежной, умиротворённой. Оттого ещё, подумал, что как-то непривычно чувствовал он себя, когда глядели на него её темные, разного цвета глаза. Подумал и о том, что не может быть нормальной психика у человека, женщины тем более, хладнокровно убивающего людей. А вслед за тем – совсем уже безумная мысль о личном вкладе каждого настоящего украинца «где, что и как он может», который вносит Зоряна.
Утром следующего дня, перед планёркой, заглянул он к ней в палату. Зоряна была уже не одна, на соседней койке лежала женщина – отпрашивалась, оказалось, у зава домой на воскресенье. Векшин этому порадовался – при той любые разговоры, кроме касавшихся здоровья, исключались. И минимум в ближайшие три дня не возобновятся, потому что по нынешним хирургическим канонам раньше этого срока Зоряне покидать койку и ходить не рекомендуется. Порадовался и тому, что чувствовала она себя хорошо, показатели все были нормальные. Как и нормально, и даже по-русски, общалась она с ним, ни словом, ни взглядом не напоминая о вчерашней беседе. Так он до конца и не понял, была она тогда предельно откровенна с ним или проявились всё-таки симптомы послеоперационного психоза.
Обошлось и с мужем. Неминуемой встречи с ним Векшин ждал чуть ли не обречённо. С первого же дня посчитав для себя невозможным принимать какие-либо подношения от больных и их родичей, не однажды уже оказывался он в дурацких ситуациях, когда перепихивали они друг другу «благодарственные» пакеты или конверты. Случалось ему и бежать за кем-нибудь, догонять, чтобы вернуть. Впрочем, хорошо ли, плохо ли, бывало это очень редко – для местного люда не набрал он ещё нужных кондиций. А тут этот мрачный, бородатый, в самом деле бирюк, со своим собольком и присказкой «велела она». Но к поединку с ним Векшин подготовился. К тому же удачно увидел его в окно. Выхватил из ящика стола сунутый туда минувшим вечером свёрток, заторопился к выходу. Встретил его на крыльце, отдал ему свёрток с заготовленной фразой, что у «своих» ничего брать нельзя, это плохая примета, даст Бог, ещё свидятся они, не последний день живут. Сработало. Бородач, пошевелив беззвучно губами, затем понимающе кивнул и забрал соболька. Возвращался Векшин довольный своей придумкой в ординаторскую и даже помыслить не мог, что вскоре ждёт его встреча с ещё одним членом Зоряниной семьи. Да какая…
Вечером третьего после операции дня в дверь его комнаты кто-то постучал. Генки не было – появилась у него тут зазноба, остался у неё ночевать. Векшин, в одних трусах, лежал на кровати, читал монографию об операциях на желудке. Завтра предстояло ему ассистировать заву на резекции, следовало подготовиться. Вставать не хотелось – наверняка был это кто-то из общежитских ребят, крикнул, чтобы входили.
Дверь приоткрылась, показалась темноволосая девичья голова:
– К вам можно? – И не дожидаясь ответа, девушка вошла, закрыла за собой дверь.
Вряд ли жила она в общежитии, потому что пришла к нему в куртке, с большой сумкой через плечо. Девушка показалась ему смутно знакомой, определённо с ней раньше встречался, не припоминал только, где и когда. Её появлению в позднее уже время не удивился: иногда к ним с Генкой и ночью наведывались обитатели не только общежития, но и близлежащих домов, когда срочно нужен им был врач. Смутило только, что предстал перед ней в одних трусах. Секунду поколебавшись, как лучше поступить: попросить её выйти, чтобы одеться, или, особо не церемонясь, прикрыться простынёй – могла бы она и сама догадаться сразу же скрыться за дверью, увидев его неодетым, чучело неотёсанное, – остановился на втором варианте. Выжидательно уставился на неё.
– Так вот как вы живёте, – сказала девушка, остановившись посреди комнаты и озираясь. – Для врача не очень-то. Вы Векшин, я не ошиблась?
Взглянула на него – и он узнал её. Верней, не её, а кто она. Так, мог не сомневаться, выглядела Зоряна в двадцать лет. И что совсем уж сразило его, были у неё такие же неодинаковые глаза: один тёмно-лиловый, другой тёмно-коричневый. Генетическая прихоть.
– А вы Марийка? – вспомнил её имя.
– Марийка, – удивлённо вскинула брови. – А как вы… – Не договорила, заулыбалась: – Уже догадалась, можете не отвечать. Ничего, что я к вам так поздно? Пока до Красноярска через Москву долетела, пока сюда на поезде, с мамой побыла. И не могла же уехать, не поблагодарив вас. Тем более что мы из одной альма матер. Папа как позвонил мне,