Председатель сербского правительства выразил Шатилову свое согласие о принятии еще нескольких человек на службу в пограничную стражу королевства, рекомендовав генералу обсудить квоты принимаемых людей с военным министром СХС Йовановичем. Что же касалось оставшихся частей, Пашич обещал подумать об этом чуть позже, когда будут определены задачи, которые могут быть поставлены перед прибывающими русскими войсками. Кроме того, при гарантиях предоставления Русской армии средств на ее содержание, Пашич дал твердое обещание Шатилову обеспечить русским приют на территории королевства. Визит генерала Шатилова к главе югославского правительства завершился на относительно положительной ноте, и днем позже уже сам военный министр королевства СХС Йованович подтвердил Шатилову свое решение о привлечении чинов Русской армии для службы в сербской пограничной страже. Шатилов дипломатично заверил министра, что для обеспечения высокого уровня службы, русское командование предоставит в его распоряжение наиболее дисциплинированные и организованные части. Военный министр определили квоту в 5–7 тысяч вакансий для русских военнослужащих, которых сможет трудоустроить военное министерство в течение лета 1921 года. На следующий день Шатилова уведомили, что спустя сутки он будет принят королевичем Александром. Генерал занялся подготовкой справки для югославского монарха о положении дел в Русской армии, составив ее в двух экземплярах, и внес необходимые редакторские исправления в сам текст документа. В назначенный час посланник Русской армии прибыл в резиденцию королевича и был принят им в гостиной. Беседа началась по-русски, однако, видя затруднения Александра поддерживать разговор на русском, Шатилов предложил ему перейти на тогдашний язык международного общения — французский, чем королевич с радостью и воспользовался. Беседа сторон прошла в деловитой и благожелательной обстановке, тон которой задавал сам Александр, бывший воспитанник русского кадетского корпуса, сочувствующий Белому движению и даже порывавшийся направить в 1918 году две-три дивизии в помощь Добровольческой армии, на что получил от штаба Деникина деликатный отказ. Вспоминая свой визит к монарху, Шатилов даже уподобил его манеру разговора той, что помнилась генералу еще со времен его собственной службы в императорской гвардии, когда ему самому доводилось беседовать с Государем императором Николаем Александровичем. «Не хватало только того ясного и бесконечно доброго взгляда, выражение которого подкупало всех, видевших Государя (Николая Второго—Авт.) впервые».32

Югославский королевич обещал содействовать принятию Русской армии на территории королевства с последующим определением части прибывших на службу в пограничную стражу и выявлению других вакантных мест в государственной системе для размещения в них остальных. И, хотя это не снимало массу других вопросов, накопившихся к тому времени в Русской армии, равно как и не гарантировало прием 100 % чинов русского корпуса, Шатилов покидал резиденцию королевича с чувством облегчения и радости. Генерал пребывал в полной уверенности в том, что, наконец, возникла вполне ощутимая возможность изменить что-либо в положении армии и, возможно, даже попытаться сохранить ее в первозданном виде. Теперь можно было направляться в Софию для начала переговорного процесса с болгарским правительством. Перед отбытием в Софию, Шатилов написал письмо-обращение к бывшему императорскому посланнику в Вашингтоне Б.А. Бахметеву, призвав того выполнить свой патриотический долг и осуществить обеспечение средствами весь ход переезда и пребывания на первых порах в королевстве СХС частей русской армии, вынужденно запертой союзниками в Галлиполи. Через некоторое время посол Бахметев письменно отвечал Шатилову, через посредство своего коллеги в Белграде Штрандтмана, что сделает все возможное для финансирования переезда и пребывания частей русской армии в Сербии. Путь «дипломатической миссии» Русской армии лежал в столицу Болгарии. По приезде Шатилова в Софию, генерала предупредили о возможных пробуксовках переговорного процесса из-за болезни председателя болгарского правительства А. Стамболийского. В связи с этим, переговоры русской делегации начались на уровне второстепенных правительственных чиновников. Шатилов попросил аудиенции болгарского царя Бориса, не возлагая особых надежд на результат встречи. По мнению людей, хорошо знавших обстановку, царь находился под сильным влиянием своего премьера, воздействовавшего на него напором, состоявшим из грубости и хитрости. Полномочия Стамболийского были тем более велики, что страной управляло партийное правительство, а председателем земледельческой партии, правившей Болгарией, в то время как раз и был Стамболийский. Доступа к премьеру у Шатилова пока не находилось, но, к удивлению, генерал обнаружил среди своих неожиданных сторонников болгарского епископа Стефана, и другого большого друга России и дуайена дипломатического корпуса при дворе царя Бориса, французского посланника русофила Жоржа Пико. Последний, как оказалось, обладал исключительным влиянием на болгарское правительство. В числе лиц, первоначально сочувствующих Русской армии оказался и начальник штаба болгарской армии генерал Топалджиков. Русский императорский посланник в Болгарии Петряев также стремился помочь генералу Шатилову в успешном осуществлении его миссии, стараясь помочь, чем мог. Его усилиями была организована аудиенция у болгарского монарха. Борис принял генерала Шатилова и сопровождавшего его генерала Валентинова и посвятил им около получаса монаршего времени. В течение приема он искренне недоумевал по поводу французской политики распыления Русской армии и обещал генералам оказать посильную помощь в пределах его конституционных прав. Иными словами, Борис мог обещать лишь то, с чем мог бы согласиться его премьер Стамболийский. «Говорили мы с царем по-русски, частью по-французски. Он извинился, что плохо говорит по-русски, и ссылался на недостаток практики. Впечатление на нас он произвел необычайно симпатичное… Выходя от него, я ясно почувствовал, что нами исполнен акт вежливости, который ни на шаг не продвинет наше дело».33

И все же, в результате переговоров, проведенных ранее с полковником Топалджиковым и министром общественных работ, Шатилов условился с ними о приеме нескольких тысяч человек для направления их на работы по исправлению болгарских шоссейных дорог. Этот вопрос Шатилов просил вынести на рассмотрение ближайшего совещания Совета министров Болгарии, которое должно было состояться сразу же после выздоровления Стамболийского. Затем «дипломатический представитель» Русской армии отбыл назад, в Константинополь для обстоятельного доклада Врангелю. Накануне своей поездки на Балканы, Шатилов поручил своему заместителю генерал-лейтенанту Павлу Алексеевичу Кусонскому проработать возможности обсуждения о приеме русских частей в Греции, Венгрии и Чехословакии на условиях определения чинов армии на какие-либо общественно-полезные работы. Военный представитель в Будапеште, весьма активный полковник Алексей Александрович фон Лампе так и не смог договориться с венграми о приемлемых условиях принятия чинов Русской армии. Генерал Леонтьев в Праге, не проявив никакой активности вообще, тем более не смог обсудить подобную возможность с чехословацкими уполномоченными лицами. Представителям Русской армии пришлось самим искать выходы на делегацию членов пражской Особой комиссии, приехавших в Константинополь для приглашения нескольких тысяч беженцев на сельскохозяйственные работы в Чехословакию. Греческая военная миссия сама обратилась к казачьему генерал-лейтенанту Александру Петровичу Фицхелатурову с просьбой предоставления 3–4 тысяч человек на службу в греческую пограничную стражу. В плавучем штабе Главнокомандующего на «Лукулле» не оставляли и мысли о привлечении казаков — уроженцев Сибири — к борьбе с большевиками, путем отправки их на Дальний Восток. Однако вопрос доставки добровольцев по-прежнему стоял очень остро: французы не могли предоставить свободных транспортов, российское общество пароходства и торговли не могло предоставить помощи, ибо давно уже находилось в состоянии упадка. Несмотря на большой поток желающих биться с большевизмом на Дальнем Востоке, эту идею пришлось отложить, так как материальных возможностей для ее осуществления у Русской армии на тот момент не имелось. Тем временем процесс приема Балканскими странами чинов армии набирал силу. Через сербского дипломатического представителя в Константинополе штаб Врангеля получил подтверждение о разрешении прибыть на работы в Сербию отрядов в 3500 и 1500 человек. Генерал Е.К. Миллер, обосновавшийся в Париже, доносил Врангелю об ассигновании требуемых средств Б.А. Бахметьевым в размере 400 тысяч долларов САСШ на нужды, связанные с переездом армии в Балканские страны. Очень скоро последовало сообщение генерала Вязьмитинова из Болгарии о готовности принять 1000 человек на различные работы в Бургас. 22 мая 1921 года состоялась первая пробная отправка части русских войск в Сербию и Болгарию. Следом за этим сербское правительство затребовало еще полторы тысячи человек для работы по сбору военной добычи, брошенной немцами и болгарами на Салоникском фронте. В Сербию отправлялось 5000 чинов корпуса. «За исключением 400 человек Конвоя Главнокомандующего, все эти 5000 должны были, по приказанию генерала Врангеля, грузиться с Лемноса. Для этого были предназначены гвардейские казаки (Лейб-гвардии Казачий дивизион и Лейб-гвардии Атаманский), Кубанская дивизия и Донской технический полк… Гвардейские казаки и Конвой Главнокомандующего составляли особый Гвардейский казачий отряд, во главе которого был поставлен полковник Упорников. Для командования Кубанской казачьей дивизией был назначен генерал Фостиков».34