Деревья были цвета обгоревшей брони и почти не пропускали света. Протянув руку и сорвав листок, я мгновенье подержал его между пальцами – он был твердым и почти весь пронизан гранеными, ветвящимися, почти окаменелыми нитями. Вода, грохотавшая у ног, шагах в ста отсюда превращалась в широкую серую реку – сквозь просвет между деревьями был виден грязно-рыжий глинистый берег, россыпь черных валунов, фигуры людей – наших и немцев, нерешительно сбившихся в одну группу, и, кажется, еще кто-то, кого они загораживали своими спинами. Быстро перешагивая по торчащим из глины круглым камням, я вышел из-под полога деревьев; успев увидеть спину далеко ушедшего по песку Локи, я подошел к остальным, нерешительным молчаливым полукругом окаймлявшим девушку в длинном грубом плаще, сидевшую на камне и, казалось, не замечавшую ни нас, ни катившейся рядом реки. Услышав или почувствовав двоих из нас, подошедших последними, она подняла глаза, на лице ее блуждала слабая, какая-то устало-понимающая улыбка. Мгновенье терпеливо, хотя и без особого интереса она рассматривала нас.

– Итак, вы выбрали смерть.

Стоявший чуть впереди других немецкий офицер, секунду помедлив, казалось, сам забавляясь ролью галантно философствующего денди, примирительно-сдержанно повел рукой.

– Все мы выбрали смерть, раз когда-то удосужились родиться…

– Но вы-то как раз могли избежать этого. Впрочем, жалеть уже поздно. – Подбирая полу плаща, она опустила глаза. – Я – Сигрин, одна из девяти сестер, кто-то из вас, наверно, должен помнить такие вещи. Дело не в вежливости знакомства, просто в момент смерти каждый из вас должен будет назвать мое имя. Но не это главное. – Медленно подняв глаза, она обвела нас взглядом, кажется, на мгновение останавливаясь на ком-то из нас. – Я не буду сопровождать вас. Быть может, один или два раза я должна буду появиться, но… – губы ее тронула легкая усмешка, – для этого все вы должны будете сделать слишком много и дело должно будет зайти неимоверно далеко. Так что вряд ли мы увидимся снова. У меня нет власти помогать вам – хотя и имей я ее, не уверена, что знаю, как бы точно распорядилась ею. Но кое-что я скажу вам – ровно столько, сколько вы имеете право и обязаны знать. – На мгновенье умолкнув, словно слушая шум реки, она взглянула куда-то мимо нас и дальше нас. – В поход к престолу Вотана ходили несколько раз. Я, разумеется, помню их, это были особенные люди – они выглядели, как великие воины, говорили, как великие воины, поступали, как великие воины, – она на мгновенье усмехнулась, словно чему-то своему, – и, вероятно, они и были великими воинами. Не дошел никто. Закон богов позволяет решать исход войны поединком, дарованным Вотаном, но права на этот поединок не получал никто. Поля Безумия существовали всегда, но никто и ни разу не смог преодолеть Поля Безумия. Я смотрю на вас, все знаю о вас, и – не обижайтесь – вот что удивляет меня, когда я смотрю на вас – все вы самые обыкновенные люди. Вы ошеломляюще легко, не моргнув глазом, отказались от бессмертия – вы, вероятно, понимали, что вас ожидают страдания, но, возможно, вы полагали, что вас ожидает что-то романтическое, вроде похода Аргонавтов – но поход Аргонавтов – вымысел, а вас ожидают настоящие страдания. И при этом пропасть, разделяющая вас такова, что вы не нашли в себе сил обняться – пусть только напоказ – и отбросили вечную жизнь. У меня нет дара предсказывать будущее, но, надеюсь, у вас хватит ума понять, что единственная ваша сила и единственная ваша надежда – в вашей ненависти. Холите и лелейте вашу ненависть, всеми силами оберегайте ее – и, быть может, хотя бы в какой-то миг, хотя бы в какой-то раз ваша ненависть поможет вам. И еще вот что, – она что-то достала из складок плаща, – ваше время ограничено. Эта вещь не похожа на песочные часы, она красивее, чем песочные часы, но она так же безжалостна, как песочные часы. И не спускайте с нее глаз – что б вы ни делали, не пропустите тот миг, когда она начнет о чем-то предупреждать вас.

Быстрым движением она протянула что-то ближайшему из стоявших к ней немцев. Это была роза из стали с золотыми листками.

– Их семь. И они будут отпадать. И с каждым отпавшим листком время для вас будет нестись быстрее и быстрее. А когда отпадет последний, тот из вас, кто будет еще в живых, произнесет мое имя и исчезнет. – Она улыбнулась. – Эта игрушка мало поможет вам. Но она будет напоминанием. Здесь, на реке, пока вы будете плыть на плоту, можете забросить ее – здесь вам ничего не грозит, это будет просто путешествие. Но как только вы вступите в Поля Безумия – смотрите во все глаза на нее и цените выше жизни и золота каждую отпущенную вам секунду. Это все.

Быстро поднявшись, она сделала легкое движение рукой – рослый вороной конь, видневшийся где-то за валунами, почти в единый миг оказался рядом с ней. Взлетев в седло и уже позволив коню сделать несколько шагов прочь, она, чуть придержав его, казалось, мгновение поколебавшись, с неожиданно резким, жестким выражением лица на миг полуобернулась к нам.

– И вот что – в Полях Безумия, в первом месте, где увидите людей, спросите о Книге Вотана. Они не ответят вам – но спрашивайте еще и еще – и, может быть, что-то удастся спасти. Может быть…

Чуть тронув шпорами брюхо коня, быстро разгоняясь, уже мчась, она унеслась вдаль по песку. Не став провожать ее глазами, я подошел со спины к группе немцев – один из них держал в руке диковинную розу, остальные озадаченно рассматривали ее.

– Похоже на Мейсенскую работу.

– Только у той вряд ли бы что-то отпало.

Увидев подошедшего офицера, немец отдал розу ему. Повертев розу в руках, офицер слегка кивнул стоявшему чуть поодаль Вагаскову.

– Надеюсь, вы не претендуете на обладание этим?

Вагасков усмехнулся.

– Хотите, чтоб листы отпадали только для вас?

Сунув розу в карман, офицер повернулся к нему.

– Пожалуй, нам пора познакомиться, не находите? Как никак, похоже, придется сотрудничать.

– Да, пожалуйста. Александр Вагасков.

– Эвальд Эверинг, корветтен-капитан. – С оттенком легкой задиристости, а возможно чего-то ожидая, немец мельком чуть испытующе взглянул на Вагаскова. – Я старше вас по званию.

Почти весело Вагасков мгновенье смотрел на него.

– Мне плевать на это.

Секунду помедлив, словно услышав то, что и ожидал, и чему-то понимающе кивнув про себя, немец с любопытством повернулся к нему снова.

– Ваш отец был из рабочих?

– Нет. Капитан торгового флота.

Немец удивленно посмотрел на него.

– У России был торговый флот?

– Нет, он ходил под румынским флагом.

Немец усмехнулся.

– Румыны всегда на что-нибудь пригодятся.

Кажется уже не слишком внимательно слушая, Вагасков посмотрел в сторону реки.

– Надо проверить плот.

– Уже делается.

Наши и немцы возились у плота. Подойдя и присев, я потрогал поперечные скрепляющие бревна – старые и мертвенно сухие, они были стянуты с помощью таких же сухих лоз и толстых, мертвенно-твердых жил. Бревна треноги для крепления руля были врезаны в тело плота и укреплены черными металлическими скобами, сам руль – длинное весло с широкой лопастью, имел коротковатый валек и для поворота, скорее всего, требовал приложения сил двух или более человек. Сидевшие на корточках и проверившие стяжки бревен, немцы смотрели на медленно катившуюся мимо них стального цвета массу реки.