– Товарищ генерал-полковник, – тихо сказал пришедший. – Есть одно обстоятельство.

– Какое?

– Они тоже так думают.

На миг словно сбитый с толку, неподвижно зависнув над картой, остановившимся взглядом хозяин кабинета смотрел на аккуратно нарисованные стрелки. Слышно было, как мерно постукивают настенные часы. Словно очнувшись, грузно и насупленно, хозяин кабинета, поморщившись, выпрямился в кресле.

– Ладно, иди.

Пришедший послушно встал.

– Материалы забрать?

Мгновенье, глядя куда-то в одну точку, словно борясь с собой, хозяин кабинета тяжело дышал.

– Оставь.

– Слушаюсь.

Человек повернулся и вышел.

Изображение погасло.

– Ну что, – спросил Локи, – стало вам что-то яснее от этого?

Задумавшись, Вагасков смотрел куда-то сквозь него.

– Не знаю, – наконец, сказал он. – Яснее – нет, легче, может, и стало.

– Вам пора уходить, – жестко сказал Локи, – это место – не курорт, и смертным – а теперь вы снова все смертные, – не имея сверхважных дел, нельзя здесь находиться. – Он усмехнулся. – Все увиденное не сотрется из вашей памяти, может, в чем-то оно и поможет вам, поможет лучше понять себя, понять, как устроена жизнь, как устроен этот мир, с которым мы, не создававшие его, вынуждены как-то управляться. – Он устало посмотрел в окно. – Есть одна важная вещь и вряд ли вам стоит забывать ее. Разница между нами и богами, которым вы молитесь, состоит в том, что мы существуем. И чем дальше, тем труднее нам становится справляться с тем, что происходит. – Он снова повернулся к нам. – Но это уже не ваша забота. А теперь – прощайте.

Ослепительная вспышка ударила мне в глаза, и все вокруг исчезло.

* * *

Падал легкий пушистый снежок, вдали у пирса, чуть присыпанная им, стояла подводная лодка. Сгибаясь под тяжестью нового трансивера, чуть скользя в тяжелых валенках, я шел к ней по утоптанной, чуть обледеневшей дорожке. Пантелеев возился у орудия, Вагасков, в меховой шапке, натягивая перчатки, легко спускался на берег по мосткам. Подняв голову, он увидел меня.

– Новую радиостанцию несешь, – издали сказал он, – хорошо. Старую-то когда починишь?

Пытаясь отдышаться, я поставил ящик с трансивером в снег.

– Много ламп прогорело, – сказал я, – еще не все нашел, придется повозиться. Но починю, обязательно починю.

Ничего не сказав, кивнув, он пошел от мостков по чуть подметенной дорожке в сторону города, наверно, в штаб флота. Низкое серое беспросветное небо было над нами, отчего-то затих дувший весь день ветер, стоял холодный стылый зимний день. Наклонившись и снова подняв трансивер, я пошел с ним к лодке, по узкой, утоптанной скользкой дорожке, под холодным злым снежком.