киска насквозь пропитала нижнее белье.

— Эрик…

— Ты пахла солнцем и медом. Детка, ты пахла как гребаное спасение.

О, Боже.

Ей нужно повесить трубку.

— Прекрати, — задыхается она, но не заканчивает разговор. Его голос слишком ровный и глубокий, чтобы она могла только слушать.

— Ты была мокрой, когда уходила, как хорошая маленькая Омега.

Ее соски впиваются в рубашку, ткань вдруг становится слишком грубой для ее нежной кожи. Она прикусила губу, чтобы не застонать, и впилась ногтями в плед.

Если бы ее машина работала, она бы уехала прямо сейчас. К черту деньги. К черту деньги.

— И я знаю, что ты сейчас мокрая. Все в порядке, детка. Я не скажу.

Черт, его голос.

Одеяло промокло насквозь. Она прикусывает губу и изо всех сил пытается заставить себя повесить трубку, но в итоге хватается за телефон, как за спасательный круг.

— Ты знаешь, как сильно ты меня завела? — он продолжает, а она молчит, цепляясь за каждое слово. — Тяжелее всего мне было за последние годы. Хочешь знать, о чем я думал, когда заставлял себя кончить?

Она не может говорить. Если она заговорит, он победит.

Ее предательская рука перемещается между ног, проникая под леггинсы, и нежно трет промежность, дразня себя одним пальцем.

Ноутбук все еще открыт, и фотография его ухмыляющегося лица отражается на экране.

— Я думал о том, чтобы раздвинуть тебя на своем узле, — продолжает он ровным голосом. Она еще сильнее напрягается, раскачиваясь взад-вперед на своей руке. — Я думал о том, как эта красивая розовая киска будет сжимать меня.

Ее клитор пульсирует. Она растирает его быстрыми круговыми движениями, пока он продолжает.

— Сначала ты бы сопротивлялась мне со своей милой маленькой самоуверенностью. Но я бы связал тебя, детка, чтобы ты не смогла.

Она трется об руку, такая отчаянная и мокрая, что слезы заливают глаза.

— И если бы этот милый маленький ротик все еще не замолчал, я бы засунул в него свой член.

Он просто продолжает говорить, как будто знает, что она близко.

Как будто он видит ее.

Она случайно издала придушенный звук, и ей захотелось умереть от стыда.

Он удовлетворенно хмыкает.

— Ты уже близко, детка?

И она подходит. Она чертовски близко, и его фотография смотрит на нее, и эта гребанная ухмылка…

— Кончи для меня, Элли. Дай мне это услышать.

И это делает свое дело. Её тело напрягается, а киска сжимается, и её сок пропитывает леггинсы. Она кончает, думая о его лице, о его теле, врезающемся в нее, когда он берет её снова и снова.

Она тихонько стонет, представляя, как он кусает ее метку, заставляя быть привязанной к нему навсегда.

— Хорошая девочка, — хвалит он, и она хнычет от его слов. Она задыхается в трубку, ожидая, когда ее дыхание замедлится.

В конце концов, она сходит с катушек, и реальность возвращается.

Что ты наделала?!

Он молчит в трубку, ожидая, когда она заговорит.

— Это было неуместно, — наконец вздохнула она, и он усмехнулся.

— Но ты все еще не закончила разговор.

Она смотрит в потолок и думает о том, что натворила, и о том, что завтра ей придется встретиться с ним.

— Зачем ты их убил? — спрашивает она.

Он снова долго молчит, и она ругает себя за то, что была такой чертовски глупой.

— Думаю, тебе придется встретиться со мной, чтобы узнать это, — говорит он.

И заканчивает разговор.

ЭРИК

Он, честно говоря, думал, что она бросит трубку.

Разумеется, узнать ее номер было достаточно просто. Потребовалось всего мгновение, чтобы заглянуть в записи доктора Портера, чтобы запомнить это.

И когда он позвонил…

Что ж, Эрик не был уверен, как она отреагирует.

Но ему нужно было услышать ее голос, даже если в нем звучал тот же яд, с которым она встретила его в тот день.

И каково же было его удивление, когда она осталась с ним наедине.

Он не лгал ни в чем, что говорил. У него был болезненно твердый член, когда она ушла, и он раз за разом снимал напряжение в тесном душе, представляя, как его сперма стекает по ее лицу.

Но это был совсем другой опыт — довести Элли до предела. Когда она задыхалась, он только и мог, что не рычать в трубку.

Она должна появиться и увидеть его снова.

Если она этого не сделает, он не сможет этого вынести.

К его удивлению, в комнату входит доктор Портер, а не Элли.

— Доброе утро, Эрик, — говорит он. — Сегодня мы идем ко мне в кабинет.

Он хмурится.

— Почему не здесь?

Не то чтобы он был расстроен, конечно. Любой повод выбраться из этой подземной дыры и увидеть хоть немного естественного света — это уже бонус.

— Мисс Уинтерс просила Вас встретиться в моем кабинете.

Он удивленно поднимает бровь.

— Джерард будет прямо за дверью. Он без колебаний введет Вам успокоительное или что-нибудь похуже, если Вы попытаетесь что-то сделать.

Он борется с желанием фыркнуть. Джерард слишком боится его, чтобы что-то предпринять. Достаточно было одного рыка, и бета-идиот отпрыгнул назад, широко раскрыв глаза от страха.

Но если доктору станет легче от принятого решения, он не будет против.

Как только Джерард и доктор Портер ведут его по лестнице, он чувствует ее запах. Ее аромат разносится по коридорам, и он заставляет себя идти ровным шагом, а не бежать к ней.

Его внутренний Альфа рычит, возбужденный мыслью о том, что он будет с ней один в палате.

О, сколько всего он мог бы сделать.

Она такая маленькая, что не сможет сопротивляться. А если на ней не будет этого дурацкого шарфа, он сможет глубоко вонзить в нее свои зубы.

Он мог бы завладеть ею навсегда.

Но он отгоняет эти мысли, даже когда ее запах становится все сильнее.

Он не хочет, чтобы она его ненавидела. Он просто хочет, чтобы она была поглощена им, как и он ею.

Это честная сделка, считает он.

Но когда дверь в офис открывается и Джерард оставляет его внутри, он понимает, что одержим.

При естественном солнечном свете, льющемся из окна, он может видеть золото в ее волосах, румянец ее кремовой кожи и блеск ее глаз. Она сидит в кресле за столом, одетая в кремовую блузку и серую юбку-карандаш.

Она — ангел, а он — дьявол.

Конечно же, на ней еще один шелковый шарф, волосы убраны, скрывая эту великолепную шею.

— Элли, Джерард будет снаружи, если вам что-нибудь понадобится, — говорит доктор Портер, и он