Егор устал от информации. Ожидание чего-то неизведанного становилось просто невыносимым. Он открыл рот и произнёс:

— Я готов. Вы… тоже? Можем начать прямо сейчас?

Светило кивнуло и начало суетиться за пультом.

Под креслом тихонько зажужжало, оттуда самостоятельно выбрался некий позолоченный скафандр и безапелляционно водрузился на бедную голову Егора. Тот закрыл глаза. Тут же его опутали невесть откуда взявшиеся провода и буквально присосались к телу сквозь одежду.

Антон Григорьевич уверенно тыкал пальцами в пульт и в помощниках не нуждался. Вот за его спиной появился мерцающий экран, который Егор разглядел сквозь тёмное стекло шлема. Шлем настолько плотно обхватил шею юноши, что стало трудно глотать. Дышать же было чем: в рот космонавту поневоле уже заползла мягкая губка, из которой сочился сладковатый газ. Голову вдруг разом кольнуло в тысяче местах.

А потом… перед глазами дрогнуло, и Егор явственно увидел воронку. Мозг посылал телу отчаянные сигналы: «Опасность, опасность!», — но тело, сделавшись ватным и безвольным, никак на них реагировало. Юноша не мог пошевелить даже пальцем, и это было страшно. Он закрыл глаза, и тут же вихрем навалилась чернота.

Скафандр глухо ударился о пол, зашуршали, извиваясь, осиротевшие провода. Одежда подопытного осталась на кресле, кроссовки — под. В одной кроссовке лежала яйцеобразная штуковина, испускавшая перламутрово-розовое сияние. Сам же Егор исчез, как будто его и не было.

Антон Григорьевич побелел и медленно-медленно вытер тыльной стороной ладони разом проступившую испарину на лбу. Повернулся к экрану.

На экране появилась тень. Головой вниз.

Рассказ седьмой. Вверх тормашками

Всё было не так, и прежде всего он был не таким. ОН?А был ли ОН, спрашивается?

Трудный вопрос. Может быть — был, а может быть — и нет. Во всяком случае, «Егором» нашего героя называть, по всей видимости, нам больше не следует. А как следует? А давайте вот так — ТЕГ. Или ласково — Тег. Что означает одно — «Тень Егора».

Тег не задавался вопросами, кем же он был на самом деле. Сначала его терзало чувство, что он чужой в этом мире, и отчаянно скучал по реалиям того, прежнего, неясно маячившего в сознании. У него возникло ощущение, что всё здесь вверх тормашками. А потом он как-то разом к этому привык, и вопросы отпали сами собой.

Он теперь ясно осознавал себя как некое содержание, связанное ранее с формой и даже составлявшее с ней видимое целое, но вот, оказывается, форма куда-то делась (быть может, и навсегда), и — ничего: стало только лучше. И как лучше! Запредельно лучше, иначе и не скажешь. Словами и образами нашей реальности, конечно, коими мы, за неимением лучшего, и будем пользоваться от имени нашего героя. Тега прямо-таки захлестнула волна эйфории, вобравшая в себя никогда им до этого не испытанные чувства свободы и покоя. А также ощущение ни чего-нибудь там преходящего, а — ни больше, ни меньше! — сакрального знания.

Впрочем, эйфория продолжалась недолго: не только человек ко всему привыкает, но и тень его, оказывается, тоже. На смену ликованию пришла смутная тревога: Тегу почудилось, что он забыл нечто очень важное, что нужно обязательно вспомнить. Это важное было связано даже не с ним, а… с чем? с кем? Это были не вопросы — нет, но повод к действию.

Тень заскользила в серовато-розовом эфире в сторону темных неясностей впереди. Источника света видно не было, но, безусловно, он существовал, создавая всю эту нежную размытость пространства. Некий другой источник создавал размытость времени вокруг Тега, которую он тоже явственно ощущал. Все органы чувств его трансформировались, и он теперь много чего мог ощущать.

Вокруг струился призрачный мир. Проплывали мимо другие тени, чьё кратковременное присутствие на его пути отзывалось в Теге холодными вибрациями. В контакт с ним тени не вступали, и он, то ли подчиняясь действию неведомых сил, то ли, сам являясь их источником, нёсся туда, где, как он твердо знал, его ждали.

Но вдруг Тег ощутил вибрации настолько сильные, что сознание перешло в режим некоей турбулентности, все чувства закружились, заметались и на какой-то миг угасли. Когда этот миг прошел, Тег обнаружил, что медленно движется по фиолетовому туннелю неизвестно куда и зачем. Ощущал он себя вялым и безразличным ко всему, как будто внутри него щёлкнули выключателем и энергия, необходимая для функционирования его сущности, разом лишилась своего источника.

Фиолетовый туннель завершился фиолетовым же безобразием: расползающимся во все стороны пространством. Тега прямо-таки засосало туда, и он тут же ощутил, что времени больше нет, а есть только ощущение потерянности и безысходности. И унылой вечности впереди.

«Кажется, всё», — эхом срезонировало у него внутри. — «Приплыли».

Но тут безобразие перед ним сгустилось и приобрело форму другого, меньшего безобразия. Не тени, а какого-то плевка в виде тени.

«Чего уставился?» — раздалось в Теге. — «И ты теперь такой же, не сомневайся».

Вибрации были злыми, колючими.

«Какой?» — слабо завибрировал в ответ Тег. — «И где я? Почему мне так плохо? Я… я могу умереть?»

«Отвечаю. Ты никакой. Ты в чистилище. Тебе плохо потому, что ты дурак. А дураки не умирают, потому что они нужны всем».

По сущности Тега били злые разряды. Он не выдержал и взмолился:

«Да прекратите же меня мучить! Вы-то сами кто? Тоже дурак?»

Бичевание немного ослабло.

«Нет. Я — чистильщик. А будешь кидаться словами, так и останешься тут навеки вверх тормашками, как быдло неприкаянное».

«Значит, дурак — это я, а вы — чистильщик», — безропотно согласился на такой расклад Тед. — «И я в аду».

«Какой ещё ад?» — скривился чистильщик, что отразилось в Теге судорожными вибрациями. — «Ад ещё заслужить надо, хотя бы игрой своего воображения. Ты, дурак, в чистилище. И больше ничего себе не воображай, не надо. Не получается это у тебя. А теперь отвечай, быстро! Где твоё тело?»

Тега пронзило всплеском энергии, что было крайне неприятно. Растерянно он послал в ответ:

«Я… я не знаю».

«Как это ты не знаешь?» — опять мучительные ощущения наполнили Тега. — «Я вот знаю, где моё, а ты — нет? Хитрить надумал?»

Тут чистильщик как-то оказался над Тегом и вдруг стал источать на него серые нити, похожие на щупальца.

Все унижения, которые до этого испытывал Тег, ни в какое сравнение с этой пакостью не шли. Стало липко, душно, мучительно… он вдруг ощутил себя телом, брошенным в зловонную жижу… ни дышать, ни пошевелиться. «Да то же это такое, а?»

И тут он взвыл.

И завибрировал