Тетя Рита приоткрыла было рот, явно готовясь предложить Метелину место в своем доме. Но Тая решила ее опередить:

— Заночуешь на своем старом месте, на диване в гостиной. А я сегодня лягу на Элькиной кровати. Мне так будет не очень жутко провести первую ночь в опустевшем доме. Что же касается тебя, то, если я не окажу тебе гостеприимства, Элечка мне этого не простит.

Метелин печально улыбнулся, вспоминая, наверное, Элины хлопоты в дни их с Таей приездов. А потом кивнул:

— Хорошо. Раз этот вопрос решен, то пойдем за стол. Нас ждут.

Так получилось, что уже рассевшиеся гости оставили Метелину место во главе стола, рядом с Таей. И он, не возражая, взял на себя роль хозяина. На пару с тетей Ритой руководил застольем и наряду с другими сумел произнести в Элин адрес немало хороших и добрых слов. Явно не надуманных, а от души. А по окончании застолья взялся помогать Тае и другим женщинам с посудой и разборкой столов. Он всегда был таким — хозяйственным и не делящим работу на «мужскую» и «женскую». И если уж не уехал, то, не отлынивая, брался за все, что попадалось под руку.

— Спасибо тебе, — сказала ему Тая, когда уже поздно вечером они остались дома одни. Сидели у окна, друг против друга за кухонным столом, отдыхая от закончившейся суеты перед тем, как отправиться спать. — Я, конечно, понимаю, что прежде всего ты старался сегодня ради Эли, но все равно спасибо и от меня тоже.

— Не за что, — он повел плечами, словно отмахиваясь. А потом, после недолгой заминки, попросил: — Тай, скажи мне, как это все-таки случилось? Я слышал, что она утонула. Но ведь это же бред.

— Я тоже так думала. Но у нее, оказывается, развивалось заболевание, о котором она вряд ли даже подозревала. Но из-за него-то все и произошло. — Тая рассказала Метелину о своей поездке в прокуратуру и о беседе с патологоанатомом. — И это все, чем он смог объяснить случившееся. Да и мне других причин не придумать. Знаю, что завелся у нее тут недоброжелатель, построивший себе хоромы на самом берегу. Но если бы этот субъект взялся разобраться с Элькой, на ее теле ведь должны были остаться хоть какие-то следы. Даже в том случае, если бы они ее оглушили. А уж если бы нет… Ну, ты же знал Эльку не хуже меня. Тогда она точно ввязалась бы с ними в драку, и синяки были бы по всему ее телу. И на тех субъектах остались бы отметины — Элька бы им это устроила! Однако я разговаривала с ними, с одним из охранников и с хозяином, и не увидела на них ни единой царапинки.

— Да… — Метелин вздохнул. — Как нелепо все вышло! Просто до абсурда! Элька и вода всегда были неразделимы. И вот…

— Все это повторяют на разные лады, не сговариваясь. Я и сама постоянно об этом думаю. Вот только исправить этими словами ничего уже невозможно.

Они снова помолчали, потом Метелин спросил:

— Ты-то теперь как?

— А то ты не представляешь! Лучше бы не спрашивал. Знаешь ведь, как я относилась к Эльке, кем она была для меня. Не просто сестрой…

— Да это-то я как раз представляю. Я имел в виду — как ты теперь вообще живешь?

— То есть тебя интересует, как я обхожусь без прелестного мальчика Леши Метелина?

— Тай, ну не надо, не заводись. Я же просто поинтересовался. И потом, если ты помнишь, совсем не я подал заявление на развод.

— Ну да, конечно! Не ты подал заявление, не ты сделал аборт. Ты вообще у нас всегда был белым и пушистым, и Элька тебя считала таким, — Тая обхватила лицо руками. — Ну вот, понесло… Но ты сам виноват. Просто не нужно свежераненого человека бить еще и по старым болячкам. Ну все, проехали. Давай уже укладываться, завтра нам рано вставать.

— Нам?

— Да, и мне тоже. Надеюсь, ты возьмешь меня завтра с собой в город? Сама я сейчас боюсь садиться за руль, не в том состоянии. Так что хоть в один конец проеду не на автобусе. Хочу добраться до турагентства, чтобы сдать путевку. Не хочу никуда…

— Для этого нам вовсе не обязательно выезжать спозаранку.

— Я завтра же еще и обратно вернуться хочу. А у автобусов свое расписание.

— Если хочешь, я же могу тебя потом и отвезти.

— Нет, не надо. Не хочу злоупотреблять твоей добротой.

— Ну, смотри, как знаешь. Мне вообще-то несложно, — он покосился в сторону плиты. — Может, поставим чайник? Я бы не отказался сейчас от чашечки, все пересохло во рту.

— Да, конечно, — Тая поднялась, налила воды в чайник, щелкнула зажигалкой. — Простой чай будешь или Элечкин, с травами?

— Если есть.

Тая привычно поискала в буфете, вытащила заварку, насыпала в заварные ложечки Элькин, сборный. Метелин всегда его любил.

— Расскажи и про себя. Как живешь? Где работаешь, что на вахту ушел? — спросила она между делом, не глядя на него. В свое время его работа была у них больной темой: желая обеспечить их молодую семью, Метелин за что только не хватался, из-за чего Тая практически не видела его дома. После армии, пока они с Таей только встречались и Метелин еще учился, он служил в пожарной части. Потом, после свадьбы, устроился сварщиком, а еще успевал таксовать по вечерам, плавно перетекающим в ночи. Деньги домой он приносил, но это не в состоянии было избавить Таю от подозрений и мук ревности: удавшийся и лицом, и фигурой, сильный и мужественный, Метелин всегда пользовался вниманием женщин. А тут — поди, узнай, где его в самом деле носит и отчего он действительно так выматывается, что почти уже не смотрит на Таю, как бы она ни старалась следить за собой.

— Работаю на Севере, — ответил он. — Тянем трубопровод. Это ведь как раз по моей части — сварочные работы в экстремальных условиях. Нередко приходится работать и под водой, на дне моря. Так что Эльку я часто буду теперь вспоминать. Я всегда был уверен, что в прошлой жизни она была русалкой.

«Ну, тебе-то русалок, наверное, и на суше хватает», — с горечью подумала Тая. Но вслух, конечно, ни слова не произнесла — все это уже не так обжигало душу, как в первое время после развода, особенно когда не гипотетическая «русалка», а вполне реальная Лидка на работе чуть ли не ежедневно упоминала среди сослуживиц его имя. Имя, которое Тая мучительно пыталась и все же не в состоянии была забыть. Тогда Тая не знала, на какие бы шипы ей броситься, чтобы только уравновесить ту боль, что бушевала внутри. Теперь же, два года спустя, когда все это было уже позади, она вполне могла удержаться от того, чтобы выказать свои чувства бывшему мужу. Мужу, который однажды, в усталости и раздражении, бросил Тае, капризничавшей из-за раннего токсикоза:

— Ну, если для тебя это так невыносимо, так сделай аборт!

А она пошла и сделала! Не смогла тогда простить ему этих слов, так все горело в душе! Ведь он так отозвался о святом — об их ребенке! Об их совместном малыше, о котором Тая с таким трепетом сообщила будущему отцу! И в один миг захлестнувшей ее обиды вдруг решила, что тот, кто способен на такие слова, отцом быть недостоин. Об этом Тая не переставала твердить себе, когда переступала порог злосчастной клиники. То, что она своим поступком наказала не только Метелина, но и себя, и своего малыша, так и не появившегося на свет, Тая осознала гораздо позже. Тогда, когда ничего уже нельзя было исправить — ни сделанного, ни их с Метелиным отношений, и так довольно напряженных из-за всех бытовых неурядиц, но после этого давших глубокую трещину, через которую уже нельзя было переступить. Она во всем винила его, а он, когда узнал о случившемся и сумел прийти в себя от шока, — ее.