class="p1">Об облике смешанного населения этого района Ф. П. Врангель писал: «Темные, почти черные глаза и волосы, продолговатое правильное лицо и удивительная, особенно у женщин, белизна тела…»{26}.

Когда в конце 60-х годов XIX в. на нижнюю Колыму приехал уже упоминавшийся Г. Л. Майдель, он нашел там «одно смешанное племя» с почти неразличимыми «составными элементами»{27}.

Рассказывая об анюйских юкагирах, участник экспедиции Врангеля Ф. Ф. Матюшкин удивлялся тому, что они поют о соловьях, сизокрылых голубках, решетчатых окнах, им совершенно неизвестных, зато, конечно, известных русским, так же, как балалайка и скрипка, под аккомпанемент которых анюйские аборигены исполняли свои песни.

Импровизированные любовные песни обруселые юкагиры Малого Анюя называли, по словам Матюшкина, «андыльщинами»: от юкагирского андыль — «молодой человек». Юкагирская андыльщина (или андыщина) стала составной частью песенного творчества колымчан, у которых в конце XIX в. существовала андыльщина как на юкагирский, так и на русский «склон».

Для андылыцины характерны частые переходы от высоких тонов к низким. Она пелась «проголосно», т. е. протяжно, с бесконечными повторами и отступлениями от музыкальной темы. Примерно так же поются тирольские йодли.

Мой-то дедушка по-чукотски ломáт[21],

За переводы он кахтаны[22] получáт.

Моя бабушка чуваночка,

А вторая-то чукчаночка,

А уж как третья-то русаночка.

Что чуваночка обуточки сошьет,

А русаночка оладьи напекот,

А чукчаночка гостить ко мне идет,

В поводу она каргиночку[23] ведет,

В хонбах[24] мне сиводушечку[25] несет, —

говорилось в одной из песен, записанных на Колыме ссыльным народовольцем В. Г. Богоразом, впоследствии известным этнографом{28}.

В 1892 г. в селении Кулымский на левом берегу Колымы, против устья Омолона (современный поселок Колымский), побывала М. П. Черская. Она записала в дневнике: «Жители здесь — оседлые юкагиры; они совершенно обруселые, живут по-русски, все православные. По-юкагирски говорят из 19 человек двое; постройки русские. Одеваются по-русски; очень религиозные; кроме собак, никакого скота не имеют; питаются рыбою…»{29}.

В 1927 г. среди колымчан селения Походск несколько недель прожил известный орнитолог, член Комитета Севера при ВЦИК С. А. Бутурлин. Он «лишь случайно узнал, что около трети семей этого селения по паспортам не русские, а инородцы, т. е. юкагиры»{30}.

В общем к началу XX в. юкагиров на нижней Колыме не стало. Они почти без остатка растворились в русских старожилах-колымчанах, в формировании которых приняли самое непосредственное участие.

Между тем население помнило о том, что в низовьях Колымы некогда жили юкагиры, оно считало, что язык сохранившихся там ламутов — это прежний юкагирский язык, а общая для всего местного населения культура — это древняя юкагирская культура.

Мнение насчет «юкагирской культуры» разделяли даже весьма просвещенные люди. Уже упоминавшийся юкагирский писатель и ученый Н. И. Спиридонов писал, что ламуты Восточной и Западной тундры (к востоку и западу от нижней Колымы) «еще более консервативные юкагиры, чем сами юкагиры… потому что они переняли от юкагиров все»{31}.

Как будет показано ниже, Спиридонов в данном случае заблуждался: наоборот, юкагиры почти «все» заимствовали у тунгусов (в том числе ламутов).

«НАСТОЯЩИЕ» И «НЕНАСТОЯЩИЕ»

Поднимемся теперь вверх по течению Колымы и посмотрим, как сложилась судьба верхнеколымских юкагиров-когимэ.

В XVIII–XX вв. они испытывали на себе влияние русских, якутов и ламутов.

Русское влияние было первоначально наиболее сильным. «Частое обращение юкагиров со здешними козаками не чувствительно (незаметно. — В. Т.) ввело между ними как обычай их, так и платье», — констатировал в конце XVГН в. русский гидрограф Г. А. Сарычев{32}.

В начале XIX в. большинство верхнеколымских юкагиров уже говорило по-русски. Юкагиры «заимствовали от русских балалайку, пляску, даже были между ними грамотные, и с течением времени они так же совершенно обрусели, как нижнеколымские юкагиры»{33}. Но казачью команду неожиданно перевели в Среднеколымск, туда же перебрались и мещане, и процесс обрусения верхнеколымских юкагиров приостановился. Больше того — они «разрусели» и подпали под культурное влияние якутов…

Якуты стали переселяться на верхнюю Колыму еще в конце XVII в. В одной обнаруженной мною в архиве рукописи XVIII в. об этом рассказывается так: «Около 1680-го году перешло великое множество якутов сверх Яны-реки на Индигирку, а после и на Колыму, и понеже некоторая часть оных также и лошадей и рогатого скота с собою пригнали, то тамошние места от того тем больше силились (т. е. до них легко было добраться из Якутска. — В. Т.). С того времени служилые люди туда и обратно стали ходить только сухим путем»{34}. Переселенцы заняли сенокосные места преимущественно вдоль левого, низменного, берега Колымы между Верхнеколымском и Среднеколымском.

Казалось, они мало контактировали с юкагирами, жившими на притоках Колымы — Ясачной, Коркодоне и др. Но… в конце XIX в. все тамошние юкагиры уже прекрасно говорили по-якутски. Если верить записям, хранящимся в фонде Магаданского краеведческого музея, в середине 1930-х годов верхнеколымские юкагиры знали якутский язык даже «лучше, чем свой».

Связи юкагиров с ламутами имеют не менее давнюю историю. Но в XVII в. ламутов было еще мало на верхней Колыме. Они стали численно преобладать там только в первой половине XVIII в. Уже в 1738 г. в Верхнеколымске платило ясак 124 ламута (имеются в виду мужчины-охотники) и всего 99 юкагиров. На рубеже XIX–XX вв. верхнеколымские юкагиры и ламуты почти не различались по образу жизни, внешнему виду, одежде. Ламуты, правда, держали домашних оленей, но очень немногие. Большинство юкагиров свободно владело ламутским языком, а большинство ламутов — юкагирским. Говоривших по-юкагирски здесь насчитывалось около 200 человек. Обе культуры и оба языка как бы пребывали в динамическом равнодействии: они проникали друг в друга, не одолевая…

В 1920-х годах было известно, что Ушканский род верхнеколымских юкагиров «живет совместно с ламутами и совершенно обламутился»{35}, а ламуты 2-го Дельянского рода (Дьячковы, Солнцевы, Тайшины), утратившие родной язык, стали причислять себя к юкагирам.

Благодаря взаимным бракам верхнеколымские юкагиры перероднились как с ламутами, так и с якутами. В середине 1930-х годов, по архивным данным, среди них было трудно найти хотя бы одного человека, ближайшие предки которого (в пределах трех поколений) являлись только юкагирами.

У старейшего балыгычанского юкагира Н. А. Тайши-па, которого в Среднеканском районе Магаданской области считают «настоящим юкагиром», отец был безоленным ламутом из 2-го Дельянского рода; мать его матери — ламуткой (женился Тайшип на ламутке из Уяганского рода).

В начале 30-х годов наметился новый этап русского влияния на верхнеколымских юкагиров в связи с приездом в юкагирские поселки русских счетоводов, учителей, фельдшеров, киномехаников, метеорологов.

Несмотря на две стадии