Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стала, чем-то вроде исполнившимся пророчеством фениксов, об избавлении от проклятья насланное на их род тысячу лет назад, одной обиженной ведьмой-проклятийницей.
Правда, Ара говорит, что род их здесь почти ни причём, виноват в этом сам феникс, решивший усидеть на двух стульях — одним из которых была любовь, как же без неё, вторым — расчет, точнее, не любимая, но неизбежно в скором времени законная.
Оказалась, что ни первому, ни второму стулу, не понравилось, что на них сидит одна огненная попа и жизни радуется.
Тогда феникс под большим женским давлением с обеих сторон всё-таки сделал выбор — в пользу нелюбви.
Обожжённая ведьмочка не стерпела такой несправедливости и кинула в порыве отчаянья нехорошие слова про первый огонь, который будет сжигать принявшую его, и случится это с каждой избранницей, пока не вернётся этот огонь к владельцу. Сказала она это и прыгнула с обрыва. Нет ведьмы, нет и избавления от проклятья.
И как будто ничего страшного не услышали пернатые в этих словах, ведь если умрёт принявшая первый огонь, он тут же и вернётся к передавшему его фениксу, а он взял и не вернулся, ни в первый, ни в последующие разы.
Вот тогда и зачесали свои огненные лобики мирэ.
Мало того что огня лишились, что делал избранницу способной зачать от него сильное потомство. Так ещё и Фьёру нечем подпитывать, ведь на плечи избранницы и эта функция ложилась, отчего земли её всегда были плодородными и никогда не было зимы. В механизм, как это работало, я не вникала, не до этого как-то было.
Через пару поколений ещё одна побочка от проклятья образовалась ― к обороту фениксы теперь были неспособны, сила стала заметно угасать, а Фьёра потихоньку остывать. Сейчас вот здесь всегда почти осень, преимущественно дождливо, урожаи часто сгнивают, если их не накрыть или не вызревают, если не хватает солнечных дней.
Короче, много у фениксов забот появилось, есть, куда и так уже не самую сильную магию девать.
И вроде бы всё неплохо для Фьёры складывается, так как появилась я, та, кто может отдать первый огонь фениксам, и заживут они вновь как в сказке. Да финал меня не устраивает — смерть. Жить хочется аж до одури, есть во мне такой недостаток. А другого сценария не будет, поскольку, чтобы получить огонь назад, надо мня умертвить.
Нет, этого мне точно не надо, в конце концов, жила же Фьёра тысячу лет, поживёт и ещё немного, соберусь отходить в мир иной, обязательно верну этот огонь его владельцу добровольно и даже спасибо скажу. А пока обещал жизнь без боли и страданий взамен на согласие стать его женой, пусть выполняет обещанье. Я свою часть договора выполнила и даже ни разу налево не сходила, блюжу супружескую верность как добропорядочная супруга. Это он вон жениться надумал. И думай теперь, как выкручиваться с этим разводом, чтобы и комар носа не подточил. Благо Ара рядом, с ней мы точно найдём выход из сложившейся ситуации.
С того момента, как она нашла меня в лесу недалеко от этого проклятого храма, из которого я еле выбралась и где приняла огонь, пылающую и корчащуюся от боли, Ара стала моим ангелом-хранителем.
Это она помогла мне принять по-настоящему сжигающий меня изнутри дар. Кричала какие-то проклятья, пробиваясь сквозь мои стоны и слёзы, чтобы я раскрылась живой силе огня, впустила его в свою душу, приняла его как часть себя.
Не знаю как, но я услышала её, улыбнулась этой боли, что рвала меня на части и позволила себе гореть и чем ярче я горела, тем шире улыбалась, чувствуя, как боль превращается в пепел.
Очнулась я уже не в лесу, а в деревянном, тёплом доме, на мягкой постели укутанная по самый нос одеялом, пахнущим полынью. По телу разливалась приятная лёгкость, щекоча каждую клеточку в организме.
За окном, что было расположено напротив кровати, слышались голоса — мужской и женский.
Приподнявшись на локтях, попробовала заглянуть в это самое окно, на глаза упал тугой каштановый локон. Я даже дёрнулась, испугавшись «живой» пряди. От этого резкого движения прядка отпружинила назад и вернулась уже с «подругами».
Быстро приняв сидячее положение, начала себя ощупывать. Волосы, на голове действительно вновь росли, густые, мягкие, волнистые. Слезинка сама собой скатилась по щеке. Смахнув её, я уставилась на свои руки — с них спал отёк, и они снова были тонкими и изящными, правда, на левой кисти горела алым татуировка в виде птицы в круге. Не придавая ей большого внимания, я как ненормальная начала ощупывать своё тело, которое тоже изменилось, точнее, вернулась к прежним габаритам: подбородок сразу переходил в шею, ключицы прорисовывали явно выраженный разлёт, грудь гордо вздымалась в своём втором размере, живот вновь впалый, а не раздутый от лекарств, округлые бёдра, острые колени. Зарывшись в вернувшиеся кудри дрожащими пальцами, радостно пискнула.
Голоса за окном тут же стихли, правда, после того как входная дверь вдруг скрипнула и послышалось протяжное мяу, разговор продолжился.
Прикрыв рот ладонью, чтобы снова не издать случайно лишнего звука я аккуратно, на цыпочках подобралась к окну.
Осторожно выглянула: перед невысоким забором из острых, немного отёсанных кольев, стояли двое мужчин и закутанная с головы до ног в цветное тряпьё женщина.
Мужчин узнала сразу. Это была моя вторая встреча с мужем. Точнее, не совсем встреча я украдкой наблюдала за ним пока, он о чём — то говорил с той самой женщиной.
Отметила про себя, что при свете дня он выглядит таким же огромным, что и во мраке того зала, значит, то был не обман зрения. Незнакомке, как и мне тогда, приходилось задирать голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
На этот раз выглядело оно ― его лицо не таким уж и каменным, на нём даже читались эмоция. Кажется, той эмоцией была растерянность.
Он потирал широкой ладонью, свой покрытый недельной щетиной волевой подбородок, глаза которые, по-прежнему неестественно отсвечивали оранжевым, бегали по территории двора, иногда задерживались на доме, брови сведены к переносице, на высоком лбу прочерчен ряд горизонтальных морщин, а губы сжимались в тонкую полоску, как только он замолкал.
Женщина, активно жестикулируя, всё указывала куда-то вправо, много охала и покачивала головой. О чём конкретно они говорили, я