Но за последние века многое изменилось. Теперь не обязательно ждать собрания, чтобы заполнить рабами темницы. Драгуш Арделин свыкся воровать человеческий корм в любое время года. И пусть ещё не отгуляла колыбель, а он уже приволок на верёвке из неведомой Москвы весьма строптивую подкормку.

Крови в несчастной женщине было немного, всё больше силикона, нарощенных волос, татуажа и татуировок, но на чёрные дни дамочка сгодится. Тем более что Елена Аркадьевна очень понравилась Драгушу.

Он распорядился кормить хозяйку квартиры на «Тверской» вдоволь, а вечерами или в другое время суток, когда приспичит — вампир уводил её в свою комнату, для плотских утех. Уж больно его манили её губы. Они были пухлые, особенной формы и насыщены ярким цветом, словно всегда подкрашены помадой. А когда Драгуш пощупал её упругую грудь и атлетичные ягодицы, то понял, что такой корм нужно беречь, сытно кормить, часто ставить на койке на четыре кости и никому не продавать — и в аренду другим вампирам не сдавать, какие бы блага они не сулили.

На Елену Аркадьевну, было дело, засматривался местный дремучий вампир, который служил в замке завхозом и конюхом. Звали этого дикаря Церба Козловски. Роста он был огромного, живот имел вздутый. Носил он давно нестриженые волосы и чудовищной пышности бороду. В этих зарослях даже не видно рта, и только когда из околоносовой пушистости выскакивали львиные клыки, все вспоминали, что Церба Козловски старый вампир, которому уже пару тысяч лет, из которых он ни часа не был в мире людей.

— Ты на х..я притащил эту дрянь? — спросил он у Драгуша, когда мимо него вели Елену Аркадьевну.

Женщина была истеричной и непокорной. Всё пугала какой-то винокурней и обещала вызвать неизвестный сергиево-посадский ОМОН.

— Что ты понимаешь в женщинах, олух? — смеялся Драгуш Арделин. — Это живая москвичка — штучный экземпляр! Понимаешь, что такое экземпляр?

— Не дурнее многих, — щурил хитрые глаза Козловки.

Его мохнатые брови нерадостно шевелились; ему не нравилось, когда Драгуш выставлял его деревенщиной.

— Ну если не дурнее, то должен знать, что таких женщин надо беречь. Запомни, Церба — она штучный экземпляр!

— Твоя дохлая баба — безвкусный вариант. В ней даже крови нормальной нет. Один этот, как его?

— Карасин! — подсказал Драгуш и рассмеялся ещё громче.

— Вот именно, карасин, — махнул могучей рукой Козловски и пошёл прочь, понимая, что вампира, который постоянно путешествует в мир людей, ему не переспорить.

Но Драгуш не отставал. Нравилось ему потешаться над великаном.

— Вот ты живёшь в замке уже сколько? — спросил он.

Козловски остановился, задумался.

— Почитай уже… долго, — не мог сосчитать собственные годы вампир.

— А знаешь, что такое Москва, лапоть? — веселился Драгуш, хотя Козловски никогда не носил лаптей и уже лет пять не снимал огромных резиновых сапог, которые созданы в мире людей.

— И знать не хочу, — ворчал Козловски.

— Город, это. Понял? А там живут москвички. Они все на спорте.

— Как это, на спорте?

— Как-как? Вот так! Ходят в зал, сидят на коврике и о жратве думают. А моя Елена Аркадьевна у них, то есть у москвичек, за тренера. Вожак! Знаешь, какая она спортивная?

— Да в ней кровь гнилая! И воняет она! Тоже мне, нашёл, чем хвастаться…

— Ну не скажи, — улыбался Драгуш. — Я с ней вчера вечерок провёл, так она меня удивила. Но тебе не понять, потому что такое йога тебе тоже неведомо.

Церба Козловски почесал грязной рукой свою заросшую бороду:

— Плевать на москвичек. Я сейчас пойду в темницу и буду пытать предателей. Вот где веселье. А ты от своей костлявой подцепишь какую-нибудь хворь и сдохнешь в муках.

В темнице сидели пленники. Они же предатели. Это те вампиры, кто сотрудничал с охотниками и шли войной против законов самой природы. Козловски особенно невзлюбил одного вампира, по имени Жолт, который был дружен с Бенце Вайда и служил венгерскому охотнику почти сотню лет. Козловски приходил в темницу к мученику каждый день, сразу после обеда. Он брал железный крюк, бил остриём в рёбра Жолта, натягивал верёвку и подвешивал его до ужина, чтобы тот только пальцами ног касался пола, усыпанного соломой. Жолт жутко кричал часами. Истошные вопли приводили великана в благодушное расположение духа.

А ещё Козловски заботился о том, чтобы тёмный колдун, который и владел замком, который носил гордое название Малум, где он проживал тысячу лет — не забывал выкачивать магическую энергию из Жолта и других пленников. Поскольку, если не выкачать ману, то вампиры смогут себя уберечь от боли. А когда они пусты, то чувствуют страдания, ну, почти как обычные люди.

— Молодец, Церба! — похвалил его Драгуш. — Пытай этого гада, чтобы тот мочился по ночам. Но только смотри не убей. Он должен мучиться и раскаиваться, что предал нас. Раскаиваться каждый день и каждую ночь!

— За это тебя и уважаю, — обрадовался Козловски, что, наконец-то, угодил Драгушу, который часто совершал набеги в неведомую Москву, а также в прочие человеческие города.

Это Драгуш подарил великану резиновые сапоги. Ну как подарил? Снял с корма, который приволок с берега реки Волги. Тот бедолага неисправимо пах рыбой и водкой, так что пришлось от него избавиться и сожрать; а вот сапоги остались. Что называется — порыбачил мужик.

Преисполненный свежими эмоциями Козловски отправился пытать