К сожалению, пещер с мамонтами поблизости не наблюдалось, поэтому, хочешь не хочешь, а приходилось отправляться на поиски магазина. И надеяться, что потребление местных продуктов на организме, избалованном цивилизацией, скажется не слишком пагубно. Вот только ключи от дома куда-то подевались и кошелёк тоже.

Маша не сразу вспомнила: она оставила его вчера в машине, а ту за воротами, на растерзание аборигенам. И даже подумать, что они успели сделать за целую ночь и половину дня с «японочкой», а так же всем содержимым, было страшно.

Что Мельге будет делать, если окажется на краю света без денег, карт, авто и телефона? Впрочем, последний тут оказался без надобности, спутники-то не летают, военная часть не даёт.

Неловко подпрыгивая на одной ноге, пытаясь на ходу застегнуть неудобный замок босоножки, Мария вывалилась на крыльцо. Да так, полусогнутая, ради хоть какого-то равновесия вцепившаяся в дверь, и замерла. Потому что на нижней ступени, полостью перегородив дорогу, лежал зверь.

Не, не так. Там лежал Зверь – вот это точнее.

У него была шикарная тёмно-серая с белым шуба, дико пушистый хвост бубликом, лапы толщиной с иное мужское запястье, острые уши, мохнатые даже изнутри, и леденцово-голубые, почти неоновые глаза. А ещё он ухмылялся, издевательски вывалив яркий длинный язык.

– Хороший пёсик, – пролепетала Маша разбойничьим шёпотом.

Зверь удивился: «Кто, – мол, – пёсик? Я?»

– Хорошо, хорошо, ты вовсе никакой не пёсик! – зачастила Мария. – Ты Пёс, царь зверей и альфа-самец.

Собака подняла голову, продемонстрировав безупречный профиль, и положила одну лапу поверх другой, как люди ногу на ногу закидывают.

– А ты мне дашь пройти? – залебезила Маша. – Я тихонечко, бочком, ладно? – Кажется, зверь фыркнул. И совершенно определённо отвернул нос, будто даже смотреть на госпожу Мельге брезговал. – Ну и пожалуйста, – обиделась уже Мария. – Подумаешь! Ты сам-то чей? Может, домой пойдёшь? Ну чего тебе тут на крыльце валяться? Неудобно же и жарко. Иди к хозяину, к миске с подстилкой. Там же лучше, да?

Пёс тяжко, совершенно по-человечески вздохнул, пристроил остроносую морду на вытянутые лапы и в изнеможении прикрыл глаза. «Хозяйка, сами мы не местные, дай напиться, есть хочется так, что переночевать негде» – аршинными буквами написанное на страдальческой физиономии понималось без всякого перевода и словарей. Да ещё и ресницы у зверя оказались совершенно потрясающие: длиннющие, густющие и чёрные-чёрные – такими Маша никогда бы не обзавелась, изведи она даже целый тюбик самой дорогой туши.

А сердце, тем более женское, как известно, не камень.

– Слушай, альфа-самец, а погладить тебя можно? – не слишком уверенно спросила Мария.

Пёс глянул из-под наполовину прикрытых век и снова вздохнул, но гораздо тяжелее. Маша встала на колени на верхней ступеньке, сторожко протянула левую руку – правой она всё ещё за дверь цеплялась. Не сразу, но решилась-таки дотронуться до собачьей спины. Пёс не отреагировал. На не слишком смелое поглаживание тоже, лишь когда Мельге рискнула пальцы в мех запустить, хвост ударил по доскам крыльца раз, другой, а там уж вовсю застучал барабанной палкой под Машины восторженные причитания. «Ах ты, собакер!» – ему явно понравилось. «Да ты самый красавный раскрасавец!»  – тоже. Вот: «Какие у нас ухи, какие клыки!..» – зверю меньше пришлось по душе.

Хотя уши оказались ожидаемыми, почти плюшевыми, мягкими и горячими. А шкура – куда там песцу, за такой густой и плотный подшёрсток любой песец удавился бы! И шерсть жестковатая, но гладкая, глянцевая. И лапы, а на лапах очень жёсткие подушечки, как мозоли, и когти.

В общем, чудо, а не зверь!

– Арей, ко мне! – рявкнуло сбоку так, что Маша едва не рухнула на пса, пришлось руку выставить, чтобы не упасть, больно оцарапав ладонь о старые доски. – Я кому говорю? Ко мне!

Пёс, явно не подозревавший, к кому это тут обращаются, в сторону рявка и ухом не повёл.

– А почему вы, собственно, кричите? – возмутилась Мария, пытаясь выпрямиться и не потерять остатки достоинства.

Подняться получилось, с достоинством вышло хуже. И поэтому, наверное, мужчина, торчащий на дорожке из жёлтого кирпича, на её возмущение отреагировал примерно так же, как пёс на окрик. То есть и ухом в сторону госпожи Мельге не повёл.

Он – мужчина, а не собака, понятно, – был странен и не слишком впечатляющ. Одет в футболку с отодранными рукавами, затёртым изображением Эйфелевой башни и надписью, оповещающей, что её владелец любит Париж. Из-под футболки торчали шорты, когда-то бывшие джинсами и ужасно хозяину не шедшие – ну не сочетаются шорты с волосатыми и кривоватыми, пусть даже и мускулистыми мужскими ногами, хоть ты плач. А вот лица очередного посетителя Маша разглядеть не сумела, потому что его занавешивали курчавые, как у барана-мериноса, волосы. Собственно, из-за этой шевелюры, до плеч ещё не доросшей, но топорщащейся шапкой, гость вообще смахивал на мериноса. Ну или просто на барана – это кому как нравится.

Жарко, наверное, в эдакие погоды и с такой-то шерстью.

– Ар-рей, – с угрозой повторил мужчина, на немецкий манер раскатывая звук «р». – Ко мне.

– А почему бы вам не выйти за ворота и не покричать оттуда? – поинтересовалась Мария специальным тоном, каким обычно спрашивала у проштрафившихся подчинённых, не пора ли им поискать новое место работы.

К сожалению, на посетителя тон впечатления тоже не произвёл.

– Представляешь, – выдал мужчина вместо того чтобы устыдиться и благовоспитанно убраться восвояси. – Устроил подкоп под вольером и опять удрал! Я уж доски вкопал, а он и их подрал, Монте-Карло, блин!

– Почему Монте-Карло? – не поняла Маша.

– Потому что роет, как экскаватор! – патлатый в сердцах шлёпнул себя по бедру ремешком, который в кулаке сжимал.

Пёс на крыльце, наконец, соизволил сесть, с интересом глядя на гостя, наклонив лобастую башку к плечу, и опять вывалив язык.

– Может, Монте-Кристо? – сухо предположила Мельге.

– Да один хрен козёл! – не поддался мужчина. – Ну выбраковка, понимаю. Так что, мне его усыплять, что ли, прикажите? Саша, – добавил незнакомец совершенно спокойно и без всякого перехода.

– Маша, – на автомате представилась ошарашенная Мария.

– Круто, – оценил мужчина, провёл пятернёй по волосам, откидывая свои кудри назад, но по достоинству оценить его физиономию Мельге не успела, только и заметила, что он то ли очень смуглый, то ли сильно загорел, да нос… Ну, такой хороший нос, гасконский.

В общем, никаких других подробностей Маша не углядела, потому как зверю на крыльце торчать надоело, он зевнул, потянулся как-то не по-собачьи, а, скорее, по-кошачьи и, никуда не торопясь, потрусил за угол, помахивая помпоном хвоста.

Мужчина коротко, но очень эмоционально выматерился и ломанулся вслед за собакой. Старт он взял приличный, можно даже сказать, олимпийский, мигом скрывшись за домом. Мария постояла, подождала, думая услышать треск кустов и звуки эпической борьбы, но так ничего и не дождалась – оба, и собака, и человек – будто в воду канули.