Жеральда Лаворская внимательно на нее посмотрела:

— Ничто бы не доставило мне большего удовольствия.

По возвращении с пикника женщины прошли в будуар, чтобы переодеться и освежиться. Мужчины, устав после охоты, разделись во дворе по пояс и стали поливаться холодной водой. Встав на цыпочки, Клер любовалась Раулем, восхищаясь его стройностью и игрой мускулов под алмазными брызгами капелек воды. На подоконнике стояла ваза с маргаритками, и, взяв один цветок, девушка кинула его вниз к ногам возлюбленного. Посмотрев вверх, Рауль улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй. Напевая полюбившуюся канцону и перевязывая на ходу густую ореховую косу золоченой лентой, Клер спустилась по башенной лестнице в зал. Ей стало немного не по себе, когда она увидела там своего свекра в компании двух черноризцев и явно чем-то недовольного преподобного Ото.

Невольно она сделала шаг назад. Но тут же, взяв себя в руки, Клер отвесила глубокий поклон, перекрестилась и опустила глаза.

— Дочь моя, — холодно приветствовал ее один из монахов. С кожаного ремня, перехватившего его сутану, свисали четки. Один из его пальцев украшал огромный золотой перстень с серой камеей. Сконцентрировав все свое внимание на кольце, Клер побоялась заглянуть ему в глаза, в противном случае он заприметил бы на ее лице греховную печать ереси. Беренже держался с ними натянуто официально.

— Клер, дорогая, не передашь ли ты госпоже Беатрис, что сегодня мы принимаем гостей за главным столом трапезной — монахов Доминика и Бернара.

— Конечно, конечно.

Она было собралась бежать, как появился Рауль с небрежно накинутой на плечо рубахой. На его обнаженной груди сверкали капли воды, а из-за уха торчала маргаритка. Он тоже остановился, увидев двух странствующих монахов и Ото. Губы его скривились, и явное раздражение промелькнуло на его лице, прежде чем он постарался изобразить вежливое безразличие. После необходимых официальных представлений Рауль извинился и поспешил прочь, украдкой бросив Клер сочувствующий взгляд. Она знала, что он собирался к ней, и, не появись эти лицемеры в черных клобуках, она давно была бы в его объятиях, расплачиваясь поцелуем за маргаритку.

Явно расстроенная Клер, поджав губы, вернулась в будуар, чтобы предупредить Беатрис и в особенности Жеральду о непрошеных гостях.

Роскошный обед в главной трапезной явился бы логическим продолжением столь великолепного дня, однако присутствие на нем двух монахов и преподобного Ото омрачило его бесповоротно. Монваланы прикрывали свое презрение подчеркнутой вежливостью, моля про себя Бога, чтобы день поскорее закончился и они спокойно смогли б отойти ко сну.

Монах Доминик, посыпав горбушку черного хлеба солью, обвел испытующим взглядом присутствующих.

— Слышали ли вы, что в случае, если граф Раймон Тулузский сам не пресечет дьявольские козни катаров, против них будет объявлен крестовый поход?

Беренже с задумчивым видом почесал свою окладистую бородку.

— Об этом походе говорили еще тогда, когда я был также молод, как и мой сын. — Он бросил взгляд на Рауля, державшего за руку Клер. — Давно это было… Думаю, вряд ли из этой затеи выйдет что-нибудь путное. — Его взгляд остановился на преподобном Ото, плотоядно смотревшем на горничную Изабель. — Будет лучше, если церковь прежде приведет в порядок Дом свой, а не станет разбрасывать камни.

Лицо монаха омрачилось:

— Все мы грешны… И всегда будет нужда в дальнейшем реформировании веры нашей, но вот плевелы катарской ереси необходимо вырвать с корнем.

Беренже постарался придать своему тону максимальное безразличие:

— Граф Раймон никогда не допустит французскую армию на свои земли.

Тот монах, что был помоложе и сейчас аккуратно обгладывал куриную ножку, поднял свои черные, как обсидиан, глаза на Беренже:

— Не поймите меня превратно, господин, — напыщенно изрек он, — но ваш повелитель столь ленив. Его мало что волнует, если это вне пределов досягаемости его руки и требует хоть каких-то усилий. Но в данном случае граф приложит все усилия!

— Да только не для того, чтобы избавиться от еретиков, — парировал Беренже, и его пальцы, в которых была зажата костяная рукоятка столового ножа, заметно побелели.

Он с трудом заставил себя вспомнить о том, что странствующие монахи — гости его замка, и теперь благодарил Бога, что в зале не было оставшихся в своих покоях Жеральды и Амьери. В противном случае кровопролитие было бы неизбежно.

Монах Доминик накрыл ладонью руку своего спутника.

— Хоть я и упомянул крестовый поход, чтобы по-хорошему предупредить вас, — обратился он к Беренже, — мы здесь вовсе не для того, чтобы проповедовать и наставлять вас. По правде говоря, нам просто надо было где-то переночевать и, если это возможно, разузнать у вас кой о чем. — Благосклонно улыбнувшись прислуживающему за столом виночерпию, он принял из его рук кубок разбавленного водой вина, жестом показав, что брат Бернар от подобного подношения тоже не откажется.

— А в чем дело? — не скрывая волнения, спросил Беренже.

— Мы разыскиваем опасных еретиков, и, как нам сообщили, они находятся где-то поблизости.

Последовала тяжелая пауза. Лицо Беатрис побледнело, а Клер еще крепче вцепилась в пальцы Рауля.

— Вы имеете в виду эту старую лошадь Жеральду Лаворскую и ее братца Амьери? — поинтересовался Ото, утирая рукавом рот. — Да они здесь. Я лично видел их сегодня днем скакавшими с пикника, проведенного на берегах протекающей поблизости реки. Более половины Лавора отравлено катарским ядом и их богомерзкими обрядами… И представьте себе, братья, их в открытую привечают в этом замке. — Он злобно посмотрел на Беренже.

— Мои гости не имеют к вам никакого отношения и в моем доме они находятся под моей защитой, — парировал хозяин замка, с трудом сдерживая ярость. — Их убеждения — это их личное дело. А если у нас и есть катары, то это прежде всего ваша вина, Ото. Кому захочется, чтобы лично вы его исповедали?!

Монах Доминик поднял правую руку. Кольцо с камеей еще раз сверкнуло.

— Ради бога, — холодно промолвил черноризец. — Господин Беренже, как вы верно заметили, ваши гости — и впрямь ваше личное дело, но я настоятельно попросил вас всерьез позаботиться о вашей бессмертной Душе.

Поджав губы, Беренже промолчал, но про себя пообещал, что карьере Ото, как настоятелю замковой церкви Монвалана, пришел конец.

— Мы ищем двух мужчин и одну женщину, путешествующих вместе, — продолжал монах. — Один из них известен как катарский предводитель. Зовут его Кретьен де Безье, другой называет себя Матье. Но настоящее имя его Матвей. Он монастырский писец из Антиохии. На его правой руке отсутствуют три пальца. Женщина молода и, как говорят, чрезвычайно красива. — Губы монаха скривились. — Она утверждает, что род ее восходит к самой Марии Магдалине и даже Пресвятой деве. Благодаря такому родству она якобы способна творить чудеса и излечивать страждущих.