— с внешностью хорошего парня и приторной улыбочкой, — вращаются в высших сферах, и проблемы простых смертных им неведомы. В реале он бы состряпал брезгливую физиономию и демонстративно прошел мимо.

Но он хотя бы извинился, так что... пускай живет.

К тому же, спор с ним отвлек меня от ужасающего школьного провала: я так увлеклась состязанием в остроумии, что позабыла о медовых глазах и длиннющих ресницах Артема, однако теперь наваждение возвращается, давит на горло и мешает нормально дышать.

Как ни крути, опозориться не входило в мои планы, но когда это жизнь шла по плану?..

Снимаю ненавистную блузку и юбку и прячу подальше — в глубины платяного шкафа, влезаю в растянутую футболку и, плюхнувшись на крутящийся стул, выдвигаю верхний ящик видавшего виды стола. В нем сотнями пошлых кричащих оттенков переливаются лоскуты ткани, мотки ниток, клубки и тесемки, стеклярус и бисер.

Вооружившись тяжелыми портновскими ножницами, вырезаю из лилового атласа детали нового платья для несчастной куклы и старательно сметываю. Тревоги и проблемы отлетают на десятый план.

Реставрацией игрушек я занялась в раннем детстве — уже и не помню, по какой причине. Нравилось склеивать сломанные детали из пластика, приглаживать всклокоченные искусственные волосы, чинить одежду. Позже я начала менять куклам макияж, стиль и прически, создавая новые личности. Возможно, это происходило потому, что безучастные красотки с глупыми глазами казались похожими на маму, и мне отчаянно хотелось наставить их на истинный путь и вразумить.

Если быть до конца откровенной, своего увлечения я стыжусь — слишком уж оно выбивается из моего темного образа. Однако в прошлом году обнаружила, что реставрация может приносить неплохие деньги: если купить по объявлениям редкую старую Барби и привести в божеский вид, коллекционеры ее с руками оторвут. Теперь я могу позволить себе по-настоящему крутые шмотки, косметику и походы в кафе, а еще — незаметно подкладываю деньги в мамин кошелек (хотя она определенно догадывается о природе их возникновения и, обнаружив пару лишних тысяч, становится сентиментальной).

Нанизываю на иголку вдвое сложенную ткань, но успокоиться все равно не получается: обидные слова придурка из сети и полный недоумения взгляд Артема всплывают в памяти, и я чертыхаюсь, уколов палец.

Мое взаимодействие с парнями из школы всегда сводилось к ожиданию подвоха и ожесточенным перепалкам, с ними я умею лишь краснеть или огрызаться. Впрочем, сегодня общения хватило с лихвой, но оба собеседника оказались ничуть не лучше какого-нибудь Боброва: сразу же раскусили меня и слились. Только один деликатно промолчал, а второй...

Телефон разражается противным жужжанием. Можно не проверять: ожил классный чат — не тот, где «сливки общества» сплетничают и дружат против кого-то (и где меня нет), а официальный, созданный, когда мы были еще первоклашками. Большую часть времени он позабыт-позаброшен и покрыт пылью и паутиной, но по праздникам пополняется дурацкими картинками, стихами и роликами.

Короткие оповещения не прекращаются, и любопытство берет верх: тянусь к своему верному чуду техники в чехле с белыми черепушками и обнаруживаю на экране новый диалог.

Как ни странно, начала его Милана:

«Ребята, родители до завтрашнего вечера в отъезде. Предлагаю собраться у меня. Выпивка, вписка, культурная программа — как всегда на уровне. Кто за?»

Далее следуют многочисленные восторги и единодушная поддержка начинания: кто-то уточняет адрес, кто-то обещает принести спиртное и кальян и привести друзей.

Странно, что мои однокласснички обсуждают предстоящую тусовку именно здесь, но, вообще-то, мне наплевать. Не хожу на их посиделки, потому что опасаюсь умереть от скуки или сломать зубы, сжимая челюсти от лютого испанского стыда за этих идиотов.

С тоской листаю все прибывающий поток сообщений и вдруг натыкаюсь на короткое: «Я в деле». С фотографии контакта широко улыбается Артем, и к щекам приливает жар.

Так вот на кого рассчитан спектакль. Он будет там.

Мысли опять теряют стройность и разбредаются, как глупое стадо:

«...Шансы не равны нулю, пока его не переманили в один из закрытых чатов и окончательно не промыли мозги. На пустое место не пялятся так, как он пялился на меня во дворе...»

Сжимаю и разжимаю кулаки, прогоняя нарастающее оцепенение. Я не муха в сиропе, не рыба-ведьма, я человек, и уж точно не самый последний.

Приглашение Миланы распространяется на всех, так почему бы не заявиться на их праздник жизни и самую малость его подпортить?

Откладываю иголку, задвигаю ящик и решительно выбираюсь наружу — в хаос заваленной хламом и детскими игрушками квартиры.

Алина, облаченная в атласный цветастый халатик, делает селфи на фоне безвкусных обоев в восточном стиле, но тут же поспешно прячет телефон в карман.

— Как прошло? — она хватает меня за локоть. — Скажи, что Артем на тебя запал! Запал же?

Признаться в том, что он не запал, я не могу, поэтому изображаю сильную и независимую женщину:

— Я миллионы раз говорила тебе: он мне не нравится! — С садистским удовольствием наблюдаю за разочарованным лицом сестрицы и освобождаю руку. — Есть жизнь и за пределами твоего понимания мира. Может, стоит раскрыть глаза?

— Пф-ф... — Алина обиженно надувает губы и демонстративно отворачивается. Меньше всего на свете мне хочется обижать маму или сестру, но я постоянно задеваю их чувства. Хотя, справедливости ради, холодный душ из здравой критики им не повредит.

Тут же вспоминаю о причинах, побудивших меня на выход из комнаты, но сестра уже включила режим обиженного ребенка и не реагирует на просьбы. Приходится умолять:

— Ладно. Почти сработало: я иду на вечеринку к Людке Орловой. Он будет там, нужна твоя помощь. Систер, ну хватит дуться...

Из гостиной выглядывает мама, явно подслушавшая наш разговор:

— Вечеринка, говоришь? Значит, получилось, и они все-таки тебя пригласили? Мама плохого не посоветует, не зря же она — стилист-парикмахер!

Разубеждать еще и маму никакого желания нет, и, видя гордость в ее серых глазах, я второй раз за день добровольно становлюсь подопытным кроликом: падаю в кресло перед огромным зеркалом и сдаюсь на милость профессионала.

Вообще-то, я и сама неплохо справляюсь: обожаю мрачные тона и черный цвет, шнуровки, чокеры, заклепки и оборочки, и где-то в глубинах памяти телефона хранится целая папка с фотографиями моих экспериментов над собственной внешностью.

Иногда, разглядывая их, я впадаю в ничем не мотивированную эйфорию и почти решаюсь выложить фото в сеть для миллионов будущих подписчиков. Но потом, присмотревшись к губам странной формы, широко расставленным глазам, чересчур большому носу и веснушкам, признаю, что Милана права. Таких чучел еще поискать...

Спустя час экзекуция заканчивается: