Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, теперь все это должно было достаться родственникам: детей у нее не было, повторно она замуж не вышла, да и бывший муж ни на что не претендовал. Зачем ему? Он сам был обеспечен.
— Дело там было странное, со своими нюансами, но тогда я не придал ему особого значения, — признал Дмитрий. — Про жизнь Майковой мало кто знал, даже ее подруги не представляли, встречалась она с кем-то или нет. Дело сложное, и лезть в него я не собирался.
— А почему все-таки полез?
— Потому что появилось вот это.
Он достал вторую фотографию — еще один снимок молодой женщины. Эта тоже была красива, но уже другой красотой, природной, которой просто позволили расцвести. Фарфоровая кожа, огромные голубые глаза, робкая улыбка — фея, а не человек!
Правда, Дмитрий увидел ее уже совсем другой, и тем тяжелее было сейчас смотреть на фотографию.
— Мария Гордейчик, двадцать один год. По версии следствия, изнасилована, избита и задушена собственным мужем из-за ревности.
— По версии следствия, — повторил Леон. — Но не по твоей?
— Не по моей. Потому что я вижу: она была задушена тем же человеком, который убил Еву Майкову.
Дмитрий достал еще два снимка — крупный план шеи обеих жертв. То, что укрылось от следователей, Леон заметил мгновенно:
— Странная петля!
— Да, очень характерная и явно указывающая на старую травму руки душившего.
— Дай догадаюсь: у мужа-убийцы никакой травмы нет?
— Правильно догадался, молодец, — усмехнулся Дмитрий. — Я тебе больше скажу, дело Гордейчиков простое и гладкое, только если хочется видеть его простым и гладким. Если присматриваться, тут же натыкаешься то на одну шероховатость, то на другую.
— Например?
— Соседи единодушно заявляют, что он был ревнивцем — за это следователи и ухватились.
— Это распространенный мотив.
— И страшная проблема — особенно на пустом месте.
— Иногда недостаток ревности — не меньшая беда, — рассудил Леон. — Я вот последним узнал, что мне жена с родным братом изменяет, представляешь?
— Мы ведь договорились не обсуждать это сейчас!
— Ладно, проехали. Так ты не веришь, что это убийство из ревности?
— Не похоже. Те же соседи утверждают, что он никогда ее не бил — и я это подтверждаю, эту женщину минимум несколько месяцев до смерти никто пальцем не тронул. А еще она была изнасилована перед убийством. Станет ли муж насиловать жену?
— Иногда. Следователь, небось, считает, что Гордейчик узнал об измене, изнасиловал, просто чтобы продемонстрировать свою точку зрения насчет того, кому принадлежит его жена, и убил ее?
— Почти. Он считает, что Мария могла попросить развод — и Гордейчик не сдержался. Этим же парируют и мое указание на то, что раньше он ее не бил. Мол, раньше не бил, а потом она сделала нечто такое, что избил.
— А сам он что говорит? — поинтересовался Леон.
— Сам он, вроде, признался еще там, в квартире — ходил и мямлил, что это он ее убил. Но тут все условно. Опера, которые его брали, говорят, что мужик был раздавлен, в шоке и не такое можно сказать. Может, для него «я убил» равносильно «я не смог спасти»?
— Ты додумываешь, следователь это всерьез не воспримет.
— Да он уже ничего всерьез не воспринимает! — отмахнулся Дмитрий. — В этой истории есть еще одно обстоятельство, самое главное: пропал трехлетний сын Гордейчиков. Муж этот настаивает, что не знает, где ребенок, свидетелей нет, у знакомых его тоже нет.
— Вот это уже серьезно, — нахмурился Леон. — Что говорит следователь?
— У него две основные версии. Первая — мальчик сам убежал в панике и потерялся. Вторая — Мария, собираясь обсудить развод, отвела куда-то сына. Она рассчитывала на сложный разговор, а не на свою смерть, поэтому никого не предупредила, где ребенок. А мальчик слепой, Леон, один он не выживет.
Леон понял его — как и ожидал Дмитрий. Они могли ссориться, злиться друг на друга и не все прощать. Но в главном они по-прежнему были едины во мнении, и это радовало.
— Так чего ты хочешь от меня? — спросил Леон.
— Нужно точно определить, может это быть серийный убийца или нет, понять, зачем он похитил мальчика…
— Я, вообще-то, не эксперт по серийным убийцам!
— Но ты знаешь эксперта.
Леон заметно помрачнел, но иного Дмитрий и не ожидал. Это раньше он еще надеялся, что связь между его братом и Анной Солари исчезнет после окончания расследования. Теперь он не знал, что между ними происходит, да и не пытался понять.
Брат ответил ему ровно — но после паузы, и это уже говорило о многом.
— Мы с ней не общаемся.
— Так пообщайтесь! Думаешь, мне было прям так весело тебе звонить? Но есть вещи, которые важнее наших личных обид! Пропал маленький ребенок, и если эта безумная шляпница поможет его найти, я сам ее умолять готов!
— Прибереги мольбы, Анны все равно нет в стране.
— Как это — нет? — поразился Дмитрий. — Ты что, ничего не знаешь?
— А должен?
Он, похоже, не притворялся, он действительно не знал. Что ж, это было бы вполне в стиле Леона — сосредоточиться на работе или даже собственной депрессии и пропустить все новости в мире.
Это было плохо. Дмитрий надеялся, что самое неприятное его брату уже известно — а теперь, получается, ему предстояло стать гонцом, приносящим дурные вести! Не слишком престижная роль, особенно для того, чье положение и так нестабильно.
— Ты новости не смотришь? — на всякий случай уточнил Дмитрий. — Даже криминальные?
— А что, Анна в криминальных новостях?
— Давно уже, это же громкое дело! Набери в поисковике «Смерть Яна Мещерского» — и все поймешь.
— Что?!
Вот теперь Леон прекратил обращать на него внимание, словно позабыв, что брат еще здесь. Он бросился к ноутбуку, быстро набрал что-то на клавиатуре. Дмитрий не стал заглядывать через его плечо, он и так знал, какие ответы даст ему интернет. Вместо этого он предпочел налить им обоим кофе, давая Леону время прийти в себя.
Ему предстояло узнать, что Ян Мещерский вернулся в Россию примерно неделю назад — и той же ночью умер. В его загородном доме случился жуткий пожар, пламя сожрало здание за считанные часы. Молодая жена Яна успела выбраться, а он — нет. Его тело удалось найти лишь после того, как пламя потушили.
Эта история была бы трагичной сама по себе, но скоро она получила неожиданное продолжение. Родственники Яна, сводные брат и сестра, обвинили в его смерти вдову. Оказалось, что она стала единственной наследницей, а несчастный супруг прожил всего несколько месяцев после свадьбы. Не слишком ли это подозрительно?