поведение! Это отвратительно, и их намёки оскорбительны». Я же поступил проще, ответил, как оно есть:

— Не убил, а скорее проучил. Таких баранов резиной не завалишь.

Высказанное мной мнение личным не являлось. Бывалые люди, обогащенные практикой, уверяли: травматом убить сложно. Это примерно, как белке в глаз попасть. А резиновая пуля со стальным сердечником, выпущенная с расстояния в пять метров, оказывает лишь нокаутирующее воздействие. Равноценный по силе удар наносит боксер-тяжеловес, и башка не трещит. Дело тут в том, что лобная кость самая крепкая, тверже только бетон класса В40.

Жаль, конечно, ведь интуристы в темных костюмах моменту соответствовали. А черные пальто, как и черные шелковые шарфы, прекрасно момент дополняли. Почтенные путники, спешащие ко всем чертям, вырядились в самый подходящий для похорон цвет. Ладно, бог с ними, добивать не буду.

— Слава господу и небесной царице, — прошептала Хильда, оглядывая двух толстяков нехорошим взглядом. — Очень хорошо, что так просто они не отделались.

— Хочешь добавить?

— На сейчас. Пусть сначала очухаются.

— Ты их знаешь?

— Да, они уже приходили, пару дней назад. Просили заявление забрать, деньги взять.

Тела лежали неподвижно, однако особым зрением я наблюдал движение крови и ауру гостей. Сама по себе аура подтверждала придушенную живость козликов. А положил я их неплохо, мамой святого Патрика клянусь! Стрельба навскидку сродни искусству — пистолет, рука и пуля становятся единым комплексом. Это как укол шпагой в указанное место, достаточно представить точку поражения.

Вот чего не хватало Пушкину в жизни: постоянной тренировки. Историей своего творческого пути поэт нам доказал, что талантливый человек обязан многое уметь, в частности хорошо стрелять. А наука эта нехитрая, если патронов на стрельбище не жалеть.

— Ты, Хильда, находишься под моим покровительством, — сообщил я голосом Терминатора из одноименного фильма. А затем предложил ей довериться: — Trust me.

— Позовешь меня замуж? — предположила она.

— Не сегодня, — покачал я головой. После чего несколько выспренно привел стандартную формулировку московских царей: — Но я буду защищать тебя от всех и всяческих недругов, прибегая в крайней нужде к силе моего оружия. Я их кепка знаешь где вертел?

— Михалыч, ну их нафиг, — спокойно, даже почтительно предложил Седьмой Шрам. — Уходим. Тревожную кнопку я нажал, но пока группа доедет? Этот магазин черти где, а пробки у нас обычное дело, даже за городом.

— Господа, у меня здесь трехкомнатный номер, — напомнила Хильда. — Пошли наверх, поместимся все.

Опускаясь на колени, Четвертая Борода отрицательно покачал головой.

— Нет-нет, из здания надо линять, нечего нам здесь делать. Эти кавказские деятели шастают толпами, потом обложат.

— К главному входу тоже нельзя, — Седьмой Шрам кивнул в сторону стеклянных дверей, — там могут перекуривать водители этих козликов.

Тем временем Четвертая Борода закончил быстрый обыск тел. Взял самое необходимое для дальнейшей идентификации противника: бумажники и телефоны. Пару пистолетов системы «Зиг Зауэр» тоже прибрал, таким шустрым гостям оставлять оружие было бы глупо.

Теперь он обшаривал взглядом свою зону ответственности:

— Хозяйка, из здания другие двери есть?

— Конечно, — кивнула она. — И двери есть, и ворота.

— Ворота нам без надобности. Чай не баре, — заканчивая перезарядку «Осы», я завертел головой вслед за Бородой. — В лаунж-зоне есть аварийный выход, в торговом зале тоже должен быть.

Со стороны служебных помещений салона гулко топала тройка охранников. Девушка за стойкой рецепшена что-то кричала в телефонную трубку. Курильщики, что немалой толпой кучковались возле урны, отвернулись от своего жертвенного алтаря. Выстрелы «Осы» способны мертвого разбудить, и теперь из-за стеклянных стен салона зрители ошалело таращились на два трупа и нашу живописную группу возле них. Именно так шокировались фанаты Лионеля Месси, когда его удалили с поля за грубость.

А вот двое чернявых парней уже не глазели, они деловито спешили к дверям.

— В аварийный выход идти не надо, — сообщила Хильда, поглядывая куда-то в сторону. — Сирена будет громко гудеть. Начальство всполошится, и пожарников разбудим зря. Выведу через сервис.

В нашем тандеме валькирия сумела быть ведущей не только в сексе. Жестом генералиссимуса, что изображен на картине «Переход Суворова через Альпы», она вытянула руку:

— Валим!

— Форватс, — перевел я для непонятливых.

И мы энергично двинули в указанном направлении. Хильда уже открывала дверь с синей надписью «служебный вход», когда из плеча ее плеснул кровавый фонтанчик. Оседая, девушка закричала. Сзади охнул Седьмой Шрам, а меня ударило в спину. Стеклянная дверь осыпалась мелкой крошкой, вместе с этим гулко загрохотала автоматная очередь. Казалось, что звук идет со всех сторон, высокие своды автосалона создавали объемную акустику вокзала.

Череда событий уплотнилась — они валились непрерывно, внезапно и одновременно. И в дополнение ко всему в спину ударило еще раз так, что половая плитка полетела навстречу. Вздрогнув, щека заныла от такого нерадостного знакомства. Встречным порывом зацепило и нос, где что-то хрястнуло. Размывая изображение, из глаз брызнули слезы. В ноздрях хлюпало, позвоночник жгло огнем, а камень пола, наоборот, наполнял щеку холодом.

Никогда такого не было, и вот опять! Дубиной по спине меня били, ножиком резали, из огнестрела гасили, но никогда еще не протыкали копьем. Причем очень тяжелым копьем и насквозь, ощущение было именно таким. Сильно напрягало, что хваленое предчувствие сегодня почему-то вякнуло очень вяло, и то в начале. Обычно волосы на спине дыбарем встают хотя бы за пару минут до серьезных неприятностей, а тут полная тишина. Или моя интуиция считает такие события рядовым пустячком? Или перенесла меня в разряд крутых боевиков класса «рембо»?

Именно в этот момент чуйка заверещала, будто ужаленная: опасность! Ага, спасибо. Конечно, лучше поздно, чем не туда, однако совести у нее нет. Я имею в виду интуицию. Это не ошибка, это хуже, нечто похожее на саботаж. И умирать мне нельзя, и жить теперь бессмысленно — все равно Вера завтра придушит, как обещала. И будет права.

Где-то позади бранился Четвертая Борода, вдохновлено и виртуозно. Он матерился и стрелял. Из своей «Гюрзы» Борода высадил немало, счет шел как бы ни на вторую обойму. И каждый выстрел отдавался пульсирующей болью в позвоночнике, от головы до пяток. Седьмого Шрама я не слышал, а вот Хильда уже не кричала, она страшно хрипела совсем рядом.

Кто-то невидимый ворочал в ране копьем, наматывая кишки на ребра. Дикая боль, смешавшись со злостью, требовала рвать и метаться. И я был бы рад, вот только никак не