Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, дядя, боюсь, что слишком долго придется терпеть… – принц поднял глаза на герцога. – Сил моих больше нет!
Пожилой герцог улыбнулся. Ему нравилась горячность и безрассудство молодого принца. Если быть честным, Людвиг всю жизнь мечтал, вот так, открыв забрало, ринуться на врагов, окружавших его, словно воронье, и досаждавших ему, словно назойливые комары в летнюю жару. Но, он был трусоват и скрывал это под маской предусмотрительности и осторожности. Он даже на турнирах выступал только для того, чтобы никто не смог догадаться об этом трусливом недуге, поразившем высокого и статного герцога. Он превозмогал свой страх, надевал кольчугу, садился в седло и брал копье, каждый раз, мысленно прощаясь с жизнью. А когда слуги снимали с него доспехи, они удивлялись тому, насколько он вымокал от пота.
Никто, даже его кормилица, не догадывались об истинных причинах его потливости и рассудительности. Людвиг таился от всех, даже от самого себя, упорно не желая взглянуть в лицо своей проблеме, понять ее причины и, поразмыслив, расстаться с ней навсегда. Но герцог не решался копаться в самом себе, каждый раз откладывая на потом, пряча в долгий ящик и загоняя в дальний угол своего сознания свои страхи, накапливая и умножая их с каждым прожитым годом. Позволить втянуть себя в авантюру юного племянника Людвиг не мог, отдавая отчет в том, что все враги, окружавшие его земли, мгновенно разорвут благословенное Баварское герцогство на куски, растащат то, что веками собирали и защищали герцоги.
– Именно поэтому, племянник, ты и обязан перетерпеть! Его святейшество француз по крови, он был другом короля Людовика Французского, его исповедником, а это звание, поверь мне на слово, многое значит. – Герцог с опаской посмотрел по сторонам, хотя они были одни в комнате. – Нам нет нужды дразнить папу Римского. – Он перехватил вспыхнувшие искры в глазах Конрадина. – Не сверкай так глазищами! Еще до греха доведешь нас всех…
Конрадин понял, что надеяться на помощь, а тем более деньгами, от дяди не стоит.
– Каждый сам за себя… – тихо произнес он вслух. – Как зверье какое-то…
– Что-что? – Переспросил герцог, не расслышав слова племянника.
Конрадин улыбнулся, хотя в душе просто мечтал врезать по глупому дядиному лицу со всей силы, и ответил:
– Я говорю, дядюшка, что будем сидеть, как лис в норе, и ждать! – Он не удержался и громко расхохотался. На самом же деле, ему захотелось выть, громко и протяжно, оплакивая свою нужду и бессилие.
– Ну вот, совсем другое дело! – Людвиг улыбнулся и с облегчением вздохнул. – Рассудительность, мой дорогой племянник, еще никому не мешала!.. – Конрадин встал и, поклонившись, молча пошел к выходу из комнаты. Людвиг с удивлением посмотрел ему вслед и произнес. – Ты куда это?..
Тот обернулся и, обреченно взмахнув рукой, ответил:
– Поеду я, пожалуй, домой…
– Ну, что же, поезжай. С Богом… – Людвиг перекрестил юношу. – Вернемся к нашему разговору через годик другой, а?..
Конрадин молча кивнул и, не скрывая раздражение, вышел из комнаты. Он вихрем спустился по лестнице, разметал слуг, толпившихся возле главного входа во дворец, часто заморгал глазами, пытаясь сдержать набегающие слезы огорчения и разочарования, топнул ногой и срывающимся голосом потребовал коня. Его оруженосец, высокий немецкий воин Рихард фон Блюм, увидел Конрадина и, разбрасывая своими мощными ручищами прислугу, в оцепенении стоявшую вокруг принца, подбежал к нему и, отвесив внушительную оплеуху кому-то из зазевавшихся конюших герцога, шепнул на ухо:
– Герр Конрад, прошу вас сдерживать свои эмоции… – он многозначительно подмигнул принцу. – Полагаю, что у меня есть чем развеселить вашу милость.
Конрадин, его имя переводилось, как Конрад маленький, быстро вытер слезу и послушно закивал головой. Рихард быстро растолкал толпу слуг, выводя его из их кучи, они прошли к конюшням, где два конюших принца уже держали лошадей, оседланных и готовых, для поездки домой.
Рихард подставил руку, на которую Конрадин оперся ногой чтобы сесть в седло, проворно и ловко запрыгнул сам и, поддав шенкелей жеребцу, стал выводить маленький отряд всадников из замка герцога. Лошадиные копыта весело цокали по булыжникам, высекая снопы искр своими новыми и крепкими подковами, застоявшиеся кони весело махали хвостами, трясли гривами и ржали, словно о чем-то весело переговаривались между собой.
– Радуются, разбойники… – весело засмеялся Рихард, похлопывая своего вороного жеребца рукой по шее, – надоело им тут, скучно и кисло, вот они и ржут от радости, почуяв, что мы направляемся домой…
– С чего ты взял, Рихард, что кони умеют говорить? – Конрадин улыбнулся. – Господь даровал только людям возможность изъясняться языком слов…
– Ну, я не буду спорить, принц, – Рихард покачал головой, обрадовавшись тому, что Конрадин перестал плакать и отвлекся от плохих известий. – Хотя, насколько мне помнится, когда Адам и Ева жили в Раю, они понимали язык зверей, птиц и остальных Божьих тварей…
– Ух, ты! – Глаза Конрадина загорелись озорным блеском. – Значит, выходит, ты прав?! – Он хитро посмотрел на Рихарда. – И, прости за наглость, о чем же они ржали, ой, говорили?..
– Хрен его знает… – оруженосец пожал плечами. – Но то, что они и сейчас болтают между собой, я просто уверен. – Он кивнул на коня принца. – Смотрите, как он навострил уши и слушает наш разговор. – Конрадин быстро перевел взгляд на коня, который и, правда, шевелил ушами, словно прислушиваясь к их беседе. Конь словно почуял, что за ним следят, тряхнул головой и хохотнул. – Вот! Что я вам говорил! Он понял, подлец, что мы о нем говорим! – Блюм заразительно засмеялся.
Конрадин не удержался и тоже прыснул веселым и задорным юношеским смехом.
Замок остался позади, отряд перешел на легкий галоп и понесся домой. Весеннее солнце пригревало спины всадников, Конрадин снял с головы вязанную шапку и подставил ветру свои белокурые волосы, наслаждаясь приятной весенней прохладой и свежестью просыпающейся после зимней спячки природы.
– Надели бы шапочку, ваше высочество… – Рихард недовольно заворчал. Он верой и правдой служил отцу принца, покойному королю Конраду, который женил его на одной прелестной итальянке из бедного, но очень древнего семейства делла Фиоре. У Рихарда подрастал сынишка, которого он называл на немецкий манер Рутгером фон Блюмом и де Фиором, а его жена-итальянка, более ласково и певуче, Руджеро делла Фиоре. Воин не виделся с