Затем вновь обернулся к окну, не без труда повернул ручку и распахнул обе створки. В лицо ударил прохладный ветер, запах меди растворился в свежем утреннем бризе. И Антэй открыл глаза.

Белый потолок над кушеткой полосовали лампы дневного света. Серфер лежал, глядя на него. В голове была приятная пустота, словно кто-то открыл кран и слил из его разума разрушительные мысли и разъедающие сознание образы. Стало легче дышать, тело наполнилось прежней силой. Вернулись энергия и жажда действия. Антэй поднялся, потянулся, расправляя плечи, с которых исчез невидимый, тяжкий груз.

Мастер снов сидел в кресле, и, в отличие от пациента, его эффектное лицо выглядело помятым и осунувшимся, а поза усталой.

– Прием закончен, – сказал он глухо. – Ты здоров.

– Спасибо, – произнес Антэй искренне. – Я могу сделать что-то для тебя?

– Можешь. – Тот встал, провел ладонью по лбу, потер шею. – Сделай так, чтобы я больше тебя никогда не видел.

– Это несложно. – Серфер протянул руку на прощание, и сновидящий, помедлив, пожал ее.

Антэй вышел из кабинета, с усмешкой думая о том, что его белая физиономия, похоже, бесила саладина не меньше, чем злил самого потомка античных Эвергетов смуглый профиль завоевателя Александрии. Древняя генетическая память вызывала настороженность и недоверие. Хотя воспитание и разум научили обоих договариваться…

Семат сидела на том же месте. Казалось, она не пошевелилась все то время пока отсутствовал ее спутник. Так и застыла, сжимая в обеих руках сумочку. Увидев Антэя, поднялась и пошла к нему.

На них по-прежнему не обращали внимания. Только что доставили жертвы крупной аварии или очередного теракта. Коридоры уже были забиты каталками с ранеными, но везли все новые и новые. Бригады медиков торопились оказывать первую помощь, особо сильно пострадавших спешили отправить в операционные. Среди врачей Антэй заметил хирурга-сновидящего. Вдохновитель отдавал короткие распоряжения санитарам, быстро осматривая мальчишку-подростка с глубокой раной на голове. Своего недавнего пациента он не заметил.

Машина ожидала их на стоянке. Водитель курил, открыв окно, и Антэй понял по его резким жестам, что тот нервничает. Как только пассажиры заняли свои места сзади, торопливо выкинул окурок, завел мотор и поспешил быстрее покинуть освещенную парковку.

– Взорвали торговый центр в Набби, – прозвучал его напряженный голос сквозь гул мотора. – Сколько погибших, выясняют.

– Кто? – спросил Антэй.

– Пока не ясно. Говорят, лунниты.

Антэй чувствовал, как стремительно гаснет радость избавления от дэймоса. Александрия не давала забыть о кипевшей в ней ненависти, которую подогревали и умело разжигали.

Пилоны Гиперпетли вырастали из темноты за рядом небоскребов района гавани Клеопатры. Высотные здания, обрамленные полосами огней, смотрелись эффектно – однако простые белые очертания скоростного пути, поднятого над землей, выглядели дорогой в иную реальность.

Подступы к порту были обнесены высокими заборами с колючей проволокой. На вышках, расставленных по периметру, стояла охрана. Машина свернула в направлении старого канала Нахраба. Когда-то по нему пускали корабли в гавань, но теперь он засыпан и закатан в асфальт. В память о древних судах остался лишь барельеф на одном из домов – узкая боевая галея с треугольным парусом и рядом весел по борту несется по закрученным гребням волн…

Еще полчаса езды – и они будут на месте.

Антэй снова подумал о Мусорщике.

Как он сейчас?

Если дэймос будет уверен, что серфер, случайно услышавший имена, которые не должен был слышать, мертв, оставит ли он попытки найти целителя? Для того чтобы обнаружить его, надо перекопать всю свалку. А это не так просто.

– Зачем вы помогаете? – спросил Антэй вслух. – Ведь при этом так рискуете сами…

Спутник молчащей женщины, носившей древнее имя Семат, взглянул на него через зеркало заднего обзора.

– Спроси у любого на свалке. И каждый скажет тебе одно. Мы уже мертвы. Гнием от болезней, подыхаем как собаки, забитые дубинками полицейских. Ходим, дышим, говорим. Пока. Но это видимость. Мы все живые покойники. Так что лучше сделаем, что можем, чтобы помочь ему, кто спасает нас. Хоть умрем не зря.

Впереди показалась площадь, перегороженная посередине высоким бетонным забором. Ветер переносил с места на место по старым каменным плитам пыль и мелкий мусор, шелестел белыми обрывками бумаги.

Над воротами, прорезанными в стене, стояли две статуи. Вернее, издали они напоминали статуи, но чем больше сокращалось расстояние – тем понятнее становилось, что это охранные системы Полиса. Антэй видел боевых «Аресов» Содружества только по телевизору.

– Такое чувство, что они готовятся к войне.

– Они и готовятся, – произнес водитель, сбрасывая скорость.

Теперь машина еле ползла. И остановилась, не доезжая нескольких сотен метров до ворот. Дома окружающие площадь, смотрели темными окнами на одинокий автомобиль, пробирающийся к острову реального Полиса посреди кипучего моря Александрии. Постройки прошлого века с резным кружевом каменных балконов и плоскими крышами выглядели старыми из-за осыпающейся со стен штукатурки и потрескавшихся балюстрад. Хотя на самом деле были довольно крепкими. Во всяком случае, гораздо надежнее элитных новостроек района Фердане, которые во время землетрясений рушились одна за другой.

Вдали над крышами серебряным мостом, уводящим в другой мир, возвышалась Гиперпетля. Напоминающая о нити Ариадны, выводящей из Лабиринта. Путь из Хаоса…

– Дальше тебе надо идти, – сказал мужчина, не оборачиваясь. – Машину не подпустят.

Антэй посмотрел на женщину, скрытую черной тканью.

– Спасибо, Семат.

Она не ответила. Лишь слегка наклонила голову.

Он открыл дверцу, выбрался из салона и направился вперед. Не торопясь, давая себя рассмотреть.

Роботы не двигались, но несомненно следили за ним.

Площадка перед въездом в посольство Полиса была завалена увесистыми булыжниками, гниющими фруктами и плакатами, втоптанными в грязь. На когда-то белых листах – призывы и проклятия. Следы недавней демонстрации.

Боевые машины над стеной отпугнули толпу.

«Интересно, – подумал Антэй, перешагивая через обломки камней, – когда демонстрация силы перестанет сдерживать недовольных от желания ворваться за эти ворота?»

Как скоро булыжники сменятся бомбами?

Он остановился, снимая головной убор, принадлежащий чужой культуре, провел рукой по растрепанным светлым волосам, убирая длинные пряди со лба.

«Девять лет, которые Мусорщик одолжил мне, должны были закончиться сегодня. А он сделал так, чтобы я жил дальше».

Белый свет прожектора осветил одинокого человека, стоящего перед воротами. Сканирующий луч пробежал по телу, остановился на лице, фиксируя каждую черту. Внимательно изучил, сверяясь со своей базой данных.