Нелояльную к фигуре Путина Компартию пожелали видеть в Госдуме почти 12 % избирателей, партию Жириновского с липовой оппозиционностью Кремлю – 8,2 %. Но в главных программных заявлениях как КПРФ, так и ЛДПР гораздо больше общего, чем различного с главными программными заявлениями президентских партий.

Откроем брошюру «Единой России», где сформулированы цели плана Путина или, точнее, его Нового курса во внутренней и внешней политике:

– Победа над бедностью и коррупцией, над экономической и технологической отсталостью.

– Победа в конкурентной борьбе ведущих мировых держав. Результатом этой победы станет достойное место России в международном разделении труда и распределении доходов.

– Победа России – это новая архитектура мира, в котором наша страна сможет влиять на глобальную политику ради безопасности и благосостояния своих граждан.

Все названные цели так или иначе перекликались с предвыборными лозунгами КПРФ и ЛДПР. Стало быть, 90 % избирателей, голосуя за 4 партии, голосовали за намётки Нового курса Путина и выдали ему солидный аванс. Аванс доверия, который не поддаётся толкованию через здравый смысл.

Новый курс России ещё только в зародыше. Развития страны нет – к нему мы только подступаемся. Масштабных проектов в экономике нет – они в планах. Сокращения пропасти между вороватым меньшинством и трудовым большинством граждан нет – никаких мер к тому не предпринято. Пощады кошелькам десятков миллионов бедных нет – цены на товары первой необходимости минувшим декабрём рванули вверх. И такого нет, и сякого, и эдакого. А симпатии общества в целом к Путину – вот они, в итогах выборов в Госдуму, – есть.

Необъяснимое, мистическое доверие наших граждан действующему президенту можно было бы списать на традиционно присущую России идеализацию первых лиц власти. Но не получается… Не нам одним вышеназванное явление свойственно. У крепко прагматичных американцев необъяснимое, мистическое доверие к их действующему главе государства имело место быть в 1940-м.

К тому году президент США Франклин Рузвельт за восемь лет своего правления сделал для граждан его страны более, чем кое-что. Америка начала уже подзабывать об ужасах Великой Депрессии, которая терзала её до прихода в Белый дом Рузвельта. Но его правительство в 1940-м Адольф Гитлер проклинал как сборище жидомасонов, как нестерпимое исчадье зла. Пропагандистский гром из Берлина ставленники крупного капитала США, не расставшегося за 8 лет с надеждой похоронить Новый курс Рузвельта, использовали как фактор запугивания страны. Рузвельт в Белом доме – это неизбежная война Америки с сокрушившей почти всю Европу Германией.

Сильная такая страшилка общественное мнение США настораживала. Но переворота в нём не произвела. Американцы, в подавляющем их числе, ни в какую войну ввязываться не желали, но, невзирая ни на вероятную агрессию Гитлера, ни на что иное, благоговения к автору Нового курса не утратили. И если бы тогда, в 1940-м, Рузвельт, при его высочайшей популярности в стране, призвал сограждан на приближающихся президентских выборах проголосовать, скажем, за верного ему мистера Смита, то Смит бы наверняка выборы выиграл. Но притом в проигрыше оказались бы и политика Нового курса, и большинство американцев.

Мистическое, основанное исключительно на интуиции, доверие народа США к Рузвельту не распространилось бы на его марионетку на высшем посту Америки. В стране образовалось бы два центра власти: один – в Белом доме, второй – там, где Рузвельт. А раздвоение власти в государстве, как и раздвоение рассудка у конкретного человека – это болезнь, именуемая шизофренией. В государстве же с шизофренией каюк приходит хоть старому, хоть новому политическому курсу.

Рузвельт был субъектом истории, а потому вместо манипуляции доверием народа к нему затребовал у народа себе запрещённый традицией третий президентский срок. В отношениях между истинным лидером страны и её гражданами была исключена фальшь, провоцирующая раздвоение власти в государстве. И Америка не попятилась назад, к катастрофе Великой Депрессии – она, ведомая единой начальственной дланью Рузвельта, к 1945-му достигла величия.

В России вопрос о возврате к катастрофе девяностых годов XX века по сей день остаётся открытым.

– Ничего ещё раз и навсегда не предопределено, – так увидел Путин с высоких колоколен Кремля ситуацию в России и так он заявил на Форуме его сторонников в Лужниках 21 ноября 2007 года.

– Социальная стабильность, – изрёк далее на Форуме Путин, – экономический подъём, да просто мир на нашей земле, пусть скромный, но всё-таки очевидный рост уровня жизни – всё это не с неба упало. И не поставлено пока, к сожалению, в режим безусловного, автоматического исполнения. Это результат постоянной, порой острой, жёсткой политической борьбы как внутри страны, так и на международной арене.

В Лужниках 21 ноября Путин впервые пролил свет на свои непростые отношения с призраком Черчилля, который олицетворяет реальных внутренних и внешних врагов Нового курса России. Там же он обнародовал и цели этих врагов:

– Те, кто противостоят нам, не хотят осуществления нашего плана. Потому что у них совсем другие задачи и другие виды на Россию. Им нужно в ней слабое, больное государство. Им нужно дезорганизованное и дезориентированное общество, разделённое общество – чтобы за его спиной обделывать свои делишки, чтобы получать коврижки за наш с вами счёт… Они хотят взять реванш, вернуться во власть, в сферы влияния. И постепенно реставрировать олигархический режим, основанный на коррупции и лжи…

Подобия лозунга «Отечество в опасности!» в выступлении Путина в Лужниках не проглядывало. Но призыв к гражданам России мобилизоваться для отпора вероятным проискам врагов Нового курса страны в нём содержался. Граждане восприняли призыв как нешуточный – и 2 декабря 2007-го гуще, чем прежде, повалили на избирательные участки. Мистическое доверие народа к Путину на выборах нижней палаты Федерального Собрания выдержало испытание на прочность. Но призраку Черчилля в Кремле худо от того не стало. Конфликт с ним действующего президента России не обострился. Напротив, сгладился – всего спустя полторы недели после избрания новой, абсолютно пропутинской Госдумы.

11 декабря 2007-го вожаков разных по политическому весу партий: «Единой России», «Справедливой России», Аграрной партии и партии эфемерной «Гражданской силы», – вдруг одолела одинаковая совершенно инициатива. Историческая инициатива – выдвинуть кандидатом в президенты России первого вице-премьера Дмитрия Медведева и, стало быть, ему вручить судьбу Нового курса страны. С этим партийные вожаки пожаловали в кабинет Путина, и тот выдвижение ими в дружном порыве Медведева одобрил – всецело и категорически. И тем самым возвёл излюбленника боссов четырёх партий в ранг своего преемника. Таким образом, 11 декабря в Кремле было принято решение, которое вполне удовлетворило тех, кому в России, по словам Путина, «нужно слабое, больное государство».

Вселение в Кремль преемника – Медведева ли, Тигрова или даже Львова – при не умывающем рук из политики Путине, как ни суди и ни ряди, есть умышленное насаждение шизофрении в едва выздоровевшем российском государстве. Никакому преемнику мистическое доверие народа к ныне действующему президенту достаться не может. Любой преемник, получив исключительно благодаря Путину необъятную власть, при распоряжении ею вынужден будет оглядываться на предшественника. На него же не перестанут ориентироваться и все возведённые им на высокие посты чиновники. А в таком случае в России неизбежны два центра власти: один – в Кремле, а второй – там, где Путин. Государство в результате обрекается на раздвоение высшей власти. На порчу шизофренией – на ту болезнь, от которой уберёг Америку Рузвельт в 1940-м, и от которой мы, граждане России, дважды пострадали за менее чем 20 последних лет. Призрак Черчилля, выигрывая, похоже, бой в Кремле, ставит нас перед вероятностью повторения пройденного с очень несладкими последствиями.