Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, вы желаете присоединиться к нашему союзу?
— Я желаю, чтобы Амеллон оставили в покое и обошли по очень широкой дуге. Это процветающий край, который не заслужил разрухи. В обмен на спокойствие я предоставлю вашим войскам право свободного прохода, провиант до самого Миссолена и на пути обратно. И моя армия не ударит вам в спину.
— Сколько у вас войск?
— Пять тысяч бельтерианцев и две тысячи имперцев. Но с ними будет сложно: узнав о смерти своего командира, многие дезертируют и отправятся назад в Миссолен.
Вигге переглянулся с Долгим языком. Старик едва заметно качнул головой.
— Мне нужно подумать.
— У нас нет времени! Вы подошли слишком близко к столице. От Амеллона до Миссолена дюжина дней пути войском.
— Больше, — ответил Вигге. — Мы сильно растянулись. Нам нужно пополнить запасы. Я бы говорил о луне, может немногим меньше.
— Когда станет известно о моем предательстве, перебежчики одолеют этот путь за несколько дней. Я смогу скрывать смерть военмейстера еще какое-то время, но счет идет на дни. Чем позже Демос узнает о моем предательстве, тем больше у нас шансов застать его врасплох. Я знаю, он ожидает, что Амеллон даст вам бой. Аллантайна сюда для этого и прислали. И когда Демос поймет, что все пошло не по плану… Он умный человек, господа! Он быстро выяснит, кто его предал. И примет меры.
— Где сейчас ваша семья? — спросил Вигге.
— Точно не знаю. Демос спрятал их и периодически перемещает. Мне передают письма от жены, но вымарывают все указания о местах, где их содержат. Я не смогу их найти быстро.
— Значит, вы готовы принести в жертву семью ради смерти своего брата?
— Выходит, что так.
— Тогда, пожалуй, в вашей семье Демос — не единственное чудовище. — Вигге поднялся, немного неуклюже расправил складки непривычного одеяния. — Я даю предварительное согласие. Можете начинать собирать для нас обозы. Окончательно договоримся, когда прибудут мой отец и Волдхард. Они уже в паре дней пути отсюда.
* * *
— Дерьмо! — выругался Симуз, взглянув на клети с птицами. — Как все померли?
Смотритель Енних лишь виновато подал плечами.
— Да за одну ночь все передохли. Вчера парочка вялых была, от еды отказывались. Я из напоил водицей из родника. А утром прихожу… И вот, все передохли.
Медяк в сердцах пнул опустевшую клеть.
— Вовремя, как всегда.
— Да ты не серчай так, Алас, — попытался успокоить его Енних. — Переживут в Белфуре без очередного послания от твоего герцога. Аль важное что отправить надо?
— Надо было.
— Может у этих, в замке попросить? Они ж вроде союзничают с нами. Слыхал я такое.
— Ворота Амеллона для нас закрыты, пока не подпишем соглашение, — мрачно ответил Симуз. — Пока мирного договора нет, у нас война. Деватон нас не трогает и позволяет грабить окрестности, но и в город никого не пустит.
— И правда невезение… Тогда уж не знаю, чем тебе помогать.
— Как ворота откроют, возьми у Аллантайна денег на птиц, — распорядился Симуз и прошел к выходу. — Все равно пригодятся.
— Угу. Эй! — спохватился смотритель. — Они вроде не заразные, птички-то. Может возьмешь зажарить?
— Солдатам отдай. Но аккуратнее, может они все же порченные.
Покинув палатку птичника, Симуз сел на перевернутую бочку и раскурил трубку, чтобы как следует все обдумать. Весть о предательстве Линдра Деватона следовало доставить в Миссолен немедленно. Птицы передохли очень уж не вовремя: обычно Медяк обменивался зашифрованными посланиями через Белфур. Долго, но надежно. Еще один связной был в Амеллоне, но город оказался недоступен. Пробраться за неприступные стены не получилось бы даже у Симуза, вынюхай он хоть все свои порошки. Оставался один вариант — доложить Демосу лично.
Симуз мог бы легко выбраться из лагеря, но его останавливали два обстоятельства. Первое — он получил приказ убедиться лично в том, что выживший Грегор Волдхард таковым является. Увидеть, оценить состояние, выяснить его планы. Приходилось болтаться в лагере, дожидаясь прибытия короля. И, кроме того, Симуз очень хотел вытащить из лагеря Артанну. И хотя она порой надирала зад Торву, вагранийка оставалась калекой. Далеко не убежит, даже если захочет. Да и рунды крутились вокруг нее слишком уж часто — она почти все время была под присмотром. Отшибленная память осложняла задачу еще сильнее: Медяк даже не мог толком объяснить Артанне, как много это спасение для него значило.
— Без тебя я не уйду, — шепнул он и отчистил трубку от выгоревшего табака.
Деньги у его еще были — хватит, чтобы менять лошадей на всем пути до Миссолена. Брайс платил щедро. Артанне он все как-нибудь объяснит, а если та начнет сопротивляться — вырубит и увезет, не привыкать обоим.
Оставалось дождаться прибытия Волдхарда.
* * *
От рундского пойла Хору порой мутило.
— Знаешь, бесит чувство, будто знаешь, каким должен быть хороший эль, но, черт возьми, не можешь вспомнить, каким именно! — Она вернула кружку Торву и снова взялась за кости. — Точно не таким. Давай еще разок.
— Отыграться хочешь?
— Мне все равно платить нечем.
— Давай на нужник! — предложил здоровяк. — Если не отыграешься, пойдешь чистить вместо меня.
Хора скривилась.
— Уже чистила пару дней назад. Придумай что-то новое.
— Ну хорошо, буду добр. Как Огнебородый придет, устроят большой пир. Станешь носить мне эль.
— Страшновата я для кухонной девки, — усмехнулась вагранийка. — Вон в той палатке полно шлюх, которые не только пойла тебе поднесут, но и ноги раздвинут.
— И наградят чесоткой, ага. Ну уж нет, спасибо.
Хора широко улыбнулась и бросила кости.
— Что, уже обжегся? — Она всмотрелась в значение костяшек. — Ты гляди-ка, Торви-здоровяк! Это еще кто кому будет эль таскать!
— Везучая ты баба, Хора.
— Ну давай еще разок, последний. Чтоб наверняка. — Она собрала кости в стакан и передала Торву. — Если сейчас выиграешь, мы квиты. Никто никому ничего не должен.
Торв пошептал что-то над стаканом, долго тряс и наконец вывалил содержимое на стол.
— Квиты!
— Вот и отлично, — улыбнулась Хора и поправила головную повязку, под которой прятала слегка отросшие волосы. — Да ладно тебе, не печалься. Принесу тебе кружечку, как пировать станете.
— А со мной выпьешь? — подмигнул рунд.
Хора вздохнула и уставилась на него серым глазом.
— Торв, отцепись уже. Не нравлюсь я тебе на самом