Я остановился, присел, здесь горы деревянных и даже металлических ящиков, в таких перевозят заводское оборудование, не слишком ценное, что-то типа токарных станков с компьюторным управлением.

Двумя рядами тянутся длинные столы с железной поверхностью, но не цельной плитой, а деревом, оббитым жестью. Под сводом застыли в мертвом молчании передвижные балки с кабинкой, в двух местах свисают на тросах все еще блестящие крюки.

Омоновцы, время от времени скупо постреливая, медленно продвигаются вперед, Ингрид и Андрей, держа в руках пистолеты наготове, на полусогнутых перебегают чуть левее, прикрывая друг друга.

Однажды прогремела короткая очередь, тут же еще одна чуть левее. Омоновцы открыли в ответ яростную стрельбу, двигаться пошли быстрее, напористее и почти веселее, старательно подавляя ответным огнем противника и подбираясь к нему ближе.

Я видел, как там вдали двое успели с разбега вскочить в распахнутую дверь не то кладовки, не то другой части цеха, один из омоновцев с грохотом ринулся за ним, а Ингрид и Андрей побежали за двумя в грязных спецовках, пытавшихся смыться в другую сторону.

Это оказалась такая же заброшенная часть цеха, если не хуже, только огромные промышленные окна целее, хотя такие же грязные.

У меня шаркающий бег трусцой с остановками за спинами Ингрид и Андрея, а они, держа на изготовку пистолеты, настороженно осматриваются, передвигаются бесшумно по шажку, словно на ринге готовые к схватке бойцы без правил, пистолет у каждого в обеих руках, я почему-то вспомнил ковбоев, те стреляли из одной руки и вообще от бедра, а эти вцепились в рукояти так, будто пистолет сейчас вырвется…

…а и вырвется, сказал голос внутри. Убойная сила повышена в десятки раз, потому отдача может вывернуть кисть, а если не удержишь, то запросто выбьет зубы.

– Эй там! – крикнул Андрей. – Это полиция. Здание окружено!.. Выходи с поднятыми руками.

Тремя рядами тянутся станки, еще совершенно новые, только-только заводскую смазку убрали, но уже смотрятся покинутыми сиротами. Скорее всего, пока заказывали, расплачивались и везли сюда, в хай-теке появилась новинка, что делает то же самое быстрее и дешевле. Потому здесь только то, что успели установить на заранее подготовленные фундаменты и… на этом все закончилось.

Резко хлестнули два выстрела, Ингрид отшатнулась за массивный ящик, от уголка отлетела щепка мне под ноги.

Ингрид оглянулась, прошипела:

– Я же велела сидеть!

– А подать лапу? – спросил я.

Она не поняла, рядом Андрей открыл ответный огонь, затем выскочил и бросился вперед, делая рывки в сторону и приседая за ящиками.

У открытой двери три тела в лужах крови, даже мне понятно, изрешечены пулями так, что никакой хирург не спасет, а рыжий омоновец сидит на полу, опираясь спиной на станину токарного станка.

С правой стороны от ключицы расползается красное пятно, он с болезненной гримасой зажимает ладонью рану.

Подбежал тот молчаливый омоновец, который Васек, быстро убрал руку друга от раны и приложил туда салфетку, пропитанную синим гелем.

Ингрид ухватилась за переговорник, но рыжий покачал головой.

– «Скорая» будет через три минуты. Васек уже вызвал.

В проеме двери показался Андрей с пистолетом в руке, огляделся, на лице появилась довольная улыбка. Спрятав пистолет в кобуру, пошел к нам быстрыми шагами.

Увидев рыжего на полу, посерьезнел, ускорил шаг.

– Как он?

– Ранен, – ответила Ингрид. – А что с тем, Ратником?

Андрей поморщился.

– Отстреливался, сволочь.

– Убежал?

Он покачал головой.

– Даже не знаю, лучше бы убежал. Но выскочил на меня, стреляя… Я ответил, блин!.. Не хотел же, надо было живым, но рука сама…

Ингрид сказала с облегчением:

– Это хорошо. Меньше работы судьям.

Омоновец простонал:

– Что с ним?

Андрей промолчал, Ингрид ответила за него:

– Андрей всегда был метким стрелком. В голову?

Андрей сказал сокрушенно:

– В лоб. Блин, я же не хотел, нам он нужен был живым! Всех бы выдал, но эти вбитые в кровь рефлексы… лучше бы не служил в ВДВ. Когда вижу направленный в меня пистолет, да еще когда из него стреляют, то…

Ингрид и омоновцы помолчали, всех учат в таких случаях реагировать, не раздумывая, а я прошелся вокруг трупов, стараясь не наступать во все ширящиеся лужи крови.

– Здорово, – проговорил я, с удивлением не чувствуя священного ужаса при виде убитых. – Не помню, что недавно говорил, что труп в крови такая редкость, такая редкость… Или редкость когда только один труп?

Она посмотрела на меня почти со злостью.

– Не остри.

Я перевел взгляд на тело ближайшего наемника, потрогал кончиком туфли.

– Ты окей?

Андрей оглянулся на меня в изумлении.

– Ты чего?.. Его же изрешетило всего.

– Да так, – ответил я. – Как-то привык, к этому «Ты окей?», а труп бодро отвечает «Окей»…

– А-а-а, – ответил Андрей разочарованно, – а я надеялся, ты свихнулся и нам дадут отпуск. Или хотя бы отгул.

Ингрид спросила устало:

– Что, все потеряно?.. Или посмотрим, кого задержали наши ребята у запасного выхода?

Я покачал головой.

– Не задержали. Ни одного.

Ингрид и Андрей посмотрели на меня в недоумении.

– Почему? – спросил слабым голосом рыжий омоновец.

– Теперь понимаю, – сказал я, – кто-то из нас позволил остальным скрыться. А этих трех пристрелили, чтобы не выдали тех и… одного, который прячется среди нас.

Андрей насторожился, отступил на шаг, быстро посмотрел по сторонам.

– Ты что мелешь?

Рука его дернулась к рукояти пистолета, но Ингрид крикнула зло:

– Андрей!.. Что с тобой?

Он зыркнул в ее сторону, ствол ее пистолета смотрит в его сторону, а держит она рукоять крепко обеими руками, нацелив ствол ему в низ живота.

– Ингрид, – вскрикнул он, – ты что?!. Мы же с тобой столько прошли!..

Она проговорила медленно, не сводя с него взгляда:

– Владимир, объясни.

– Я только предположил, – ответил я, – но его реакция показала, что он в самом деле замешан. И замешан… по-крупному. Так ведь, Андрей? Теперь наконец расскажешь все. Или расскажем за тебя мы. В нашем насквозь просматриваемом мире все оставляет следы… То-то меня не оставляло чувство, что кто-то знает каждый наш шаг и постоянно ставит подножки.