– Да черт с ними, с ожиданиями, – процедил сквозь зубы Дорожкин. – Почему именно Лизу в Москву потащили?

– А кто их знает, – развел руками егерь. – У вас же в управлении каждый в свою сторону заточен, выходит, твою заточку по Лизке сверяли.

– А как заточен был Шепелев? – спросил Дорожкин.

– Очень остро, – прошептал Шакильский, озираясь вокруг. – Я бы даже сказал, что чересчур остро.

Дир, тщательно упакованный в зимний камуфляж, сидел, уткнувшись в читалку, на деревянных мостках над холодным зеркалом пруда. Тут же на берегу стояла удивительная маленькая, но крепкая лошадка неопределенной масти. Голова и живот у нее были белыми, ноги и спина рыжими, а роскошные, заплетенные косами грива и хвост – желтыми, почти золотыми. В отдалении, у окружающих пруд приземистых изб, у заборов и плетней по мерзлой траве бродили куры.

– А вот и рыцарь печального образа со своим коньком-горбунком! – приветствовал лешего Шакильский.

– Сань, ты бы определился, – пробурчал Дир. – Если я рыцарь печального образа, то лошадка должна зваться Росинант. А если конек-горбунок, тогда я не Дир, а Иван-дурак.

– Тогда уж, скорее, Иван-Дирак, – хмыкнул Шакильский, спрыгивая с гнедого. – Ты смотри, кого я тебе привел!

– Да уж вижу, – расплылся в улыбке Дир. – Привет, инспектор. Что? Как здоровье?

– Нормально, – улыбнулся Дорожкин и выудил из сумки книжку. – Это тебе.

– Елки-палки-сучья-моталки, – покачал головой Дир. – Я ж бумажных книжек не беру, Женя. Куда ж мне бумажные? Я ж лесной человек… А ну-ка… дай хоть посмотрю-то… Слушай, а ведь возьму эту. Зачитаю, конечно, но все одно возьму. Я ж, когда первый раз ее читал, полночи просидел, пока не осилил. Возьму, помусолю еще разок, в охотку, в охотку…

– Вот чудак, – покачал головой Шакильский, глядя, как Дир прячет за пазуху вслед за читалкой и подаренную Дорожкиным книгу. – Правда ли, что у тебя там тысячи книжек, в устройстве этом? И ты их все читаешь?

– Все не читаю, – покачал головой Дир, подходя к своей лошадке. – Пролистываю несколько страниц, откладываю, если не то. С первых же страниц ясно, стоит читать или можно обойтись. А Дирак[42], Александр Валериевич, кстати, был весьма умным мужиком. Книжку хорошую написал. «Принципы квантовой механики» называется.

– Подожди! – не понял Шакильский. – Ты же только фантастику читаешь?

– Не только! – поднял палец Дир. – Просто нужен повод. А повод есть всегда. К примеру, однажды мне в руки попала книжка с названием «Море Дирака»[43]. А от хорошей фантастики до науки один шаг. Или наоборот.

– Дир, – удивился Дорожкин, глядя, как леший садится на лошадку, – да ты на ней, как…

– Не надо! – сделал строгое лицо Дир, который и в самом деле, сидя в седле, опирался ногами о землю. – Не надо лишних слов. Коняга очень обидчивый у меня. Зато, если что-то вдруг не так, так быстрее слезать. Выпрямил ноги, и уже на земле.

– Дир любознательный, – заметил с улыбкой Шакильский, когда отряд из трех седоков покинул деревеньку Макариху и углубился в лес. – Ты думаешь, как он ко мне прибился?

– Это еще неизвестно, кто к кому прибился, – возразил Дир. – Ты же после меня сюда прибыл?

– Ну после не после, а кто в кого впадает, смотри по руслу, – заметил Шакильский.

– А хоть бы и по руслу, – гордо расправил плечи Дир.

– Все, я пас! – рассмеялся Шакильский. И продолжил: – Я тут, когда осмотрелся, начал все исследовать да проверять. Раз столкнулся с Диром, другой, смотрю, а он вроде меня. Тоже в каждый овраг нос норовит вставить, в каждую сторону глаза выпучить.

– И стали тут мы пучиться хором, – с усмешкой проскрипел Дир.

Леший ехал на действительно крепкой лошадке, расставив ноги в стороны, и с любопытством смотрел, как шуршит и пригибается задеваемый ими кустарник.

– Ты, кстати, вот еще вспомни что, Женя, – подал голос егерь. – Сам-то ты почему здесь? Не любопытство ли и тебя привело ко мне домой? Или только работа?

– Далеко нам? – спросил Дорожкин, ерзая в седле. Первые полчаса, в которые он, казалось, привык к верховой езде, прошли, и теперь каждый шаг серой отдавался во всем теле.

– Ты не смотри на Дира, – оглянулся Шакильский. – Он, считай, что деревянный. Ноги в стремена вставил? Вот и опирайся на них, ногами работай, а то полуденную раскоряку я тебе обещаю. Впрочем, по-любому обещаю.

– Так куда мы? – вновь спросил Дорожкин. – Никак в Тверскую область нацелились?

– Ты забыл, – показал на небо Шакильский. – Забыл про cirrocumulus tractus!

– Ну нет их, и что? – не понял Дорожкин. – Может быть, над нами нет авиамаршрутов. А что касается военной авиации – в стране кризис, экономят топливо.

– Давненько они его экономят, – пробурчал Дир, который и на ходу умудрился уставиться носом в читалку.

– Ладно, – хмыкнул Шакильский. – Часа через два будем на месте. Ну или через три, если ты задницу сотрешь и мы медлить начнем. Там и посмотрим. Тут в любую сторону больше двадцати – двадцати пяти километров не пройдешь.

– Почему? – удивился Дорожкин. – Ну здесь-то заповедник, это понятно, а на юге – там же дорога, дачи, деревни.

– Ну просто как малое дитя, – пробурчал, не отрывая взгляда от читалки, Дир.

– Это пройдет, – неожиданно строго ответил Шакильский и во второй раз за день резко поднял вверх руку. И серая Дорожкина, и конек-горбунок Дира замерли одновременно, словно были выдрессированы именно на этот жест.

– Слышишь? – прошептал егерь через секунду.

Дир подобрал под себя ноги, поставил их на землю, на которой виднелись слабые, отпечатавшиеся в мерзлой земле следы уазика, спрятал читалку за пазуху. Стянул вязаную шапку, покрутил лысой головой.

– Слышу, – сказал через минуту. – Но он близко не подходит, да и не возьмем мы его, пока он грязью движется. Я туда не полезу, испекусь. К тому же кто его знает, вдруг он и меня переможет? Есть у меня подозрение, что это не маленькая собачка.

– О ком речь? – негромко, но как можно бодрее спросил Дорожкин, пытаясь скрыть замешательство. Вокруг стоял светлый и прозрачный сосновый лес, в котором не наблюдалось никакого движения. – Кстати, давно хотел спросить, что тут… с птицами?

– Мало тут птиц, – с ленцой ответил Дир. – И зверья мало. Обычного зверья мало. Да и необычного нет, считай. Почти нет. Уходит он отсюда… Потом расспросы, потом. Адольфыч завозил сюда и птиц, и зверье выпускали, но толку нет. Не держатся, бегут. Или гибнут. Ну я у себя кое-кого сберегаю. Кабанчиков там, косуль, лосей, еще кое-кого по мелочи, а тут мало. Гибнут.