— Здесь! Я чую! — лаконично объявил Костя — он обогнал всех и уткнулся в массивные запертые двери. Подергал одну створку, прорычал: — Застр-р-ряла!

Створка не просто застряла — литой узор на ней весь расплавился и застыл какими-то потеками, так что теперь уже не понять было, что он недавно изображал.

К Левиному удивлению, гномы к дверям даже не подошли, остановились поодаль.

— Не можем мы с вами дальше идти, — понурился Дьюр. — Мы там не сдюжим и нескольких минут — видите, замешкались тут наши, да и погибли.

— Но там же Зал Совета! — кивнул на двери Лева. — Или… или уже нет?

— Верно, он самый, и нам пришлось сгрести туда все поганые следы, оставленные замком, — растолковал Бьорн, — конечно, несообразно это, да тут стены всего надежнее… были. Как мы заметили, что подолгу там оставаться опасно, стали посменно работать. Поначалу от этой дряни только худо, потом оцепенение, потом окаменение. Господин дракон нам шкуру пожертвовал, мы из нее нагрудники и шлемы соорудили, только тем и спасались. Там, в Зале, всю эту пакость заколдованную и заперли. Дальняя стена обрушилась, теперь провал на реку выходит, боимся, зал вот-вот затопит, но мы больше туда ни ногой.

— И вы, доблестный Лео, поосторожнее, потому что в вас гномья кровь хоть и разбавлена, но себя окажет, — посоветовал Эрин. — Может, вам и вовсе не ходить?

Только теперь Лева ощутил то, что поначалу принимал за дурноту от удушающей жары. Так же плохо ему было когда-то у зачарованного Мутабором водопада. Как кирпичами дышать. Вот почему глаза жжет и все тело немеет!

А Костя вовсю дергал застрявшие двери и готов был вышибить их плечом. «Там! Надо туда!» — хрипло твердил дракончик, точно вдруг забыл все другие слова. Унимать его было бессмысленно. Лева был бы и рад послушать камни и разобраться, куда же бежать, но от близости Замка он и этого не мог. Однако взял себя в руки и сказал, промокнув лоб рукавом и в сотый раз протирая очки:

— Я все равно пойду, не отпускать же Конрада одного. Вы ступайте, раз опасно, и не казнитесь так. Забаррикадируйте проход отсюда в кузницу, потому что если замок пойдет этим путем…

— Побереги-и-ись! — завопил Костя, и гномы попятились.

Юный Конрад раздул ноздри, открыл пошире рот и, не превращаясь в дракона, прицельно полыхнул слепяще-белой огненной струей. Одна из створок со скрежетом повисла на петлях.

— Его бы в кузницу приспособить, — вздохнул Эрин, — сколько бы сил нам сберег. Удачи вам, доблестный Лео. Уж простите, — он вручил Леве фонарь. Светляки за стеклом беспокойно метались туда-сюда.

Из темноты зала уже несся ликующий голос Кости:

— Нашел! Нашел!

Лева шагнул в кромешную тьму Зала Совета — и застыл на месте.

Фонарь ярко вспыхнул и погас, стекло со звоном лопнуло. Светлячки, роившиеся внутри фонаря, осыпались на землю вперемешку с осколками.

Пещера была пуста — это Лева увидел сразу, потому что темноту прорезала очередная струя огня, лихо выпущенная Костиком, пока еще сохранявшим человеческий вид.

— Конрад, ты что? — крикнул Лева и едва успел отскочить в сторону. Костя его не услышал — он ликующе полыхал огнем в разные стороны и восторженно твердил: «Нашел, нашел!»

Ничего себе, драконье зрение, на миг удивился Лева, — Конрад видит Маргариту, а я совсем не вижу. Во вспышках драконьего пламени проступали то стены в трещинах, то остатки сидений, вырубленных в камне по всей окружности зала и теперь раскрошенных в щебенку.

А вместо четвертой стены был провал, и за ним волновалась и бурлила темная вода вздувшейся подземной реки…

В пыльном лабиринте Черного замка Филин превратился обратно в человека и сразу же об этом пожалел: он потерял Амалию из виду и не мог разобраться, что здесь явь, а что иллюзия. Ему казалось, будто он слышит задыхающиеся всхлипывания у себя за плечом, и он оборачивался, но рядом никого не было. Торопливые шаги стучали со всех сторон, светлое платье мелькало во всех проемах, то совсем близко, то вдалеке, то повсюду сразу, но Филин понимал, что замок обманывает его, и это мелькание множества Амалий — колдовской морок. И не только оно. Филин бежал по галерее, и вдруг оказывалось, что движется он по потолку или по стене, точно муха, а под ним пропасть, и это тоже был морок, Смуров точно о таком и рассказывал. А вот сырая прогорклая пыль, которая лезла в глаза и не давала дышать, была самая настоящая. Коридор внезапно обернулся крутой винтовой лестницей, оборвался провалом, изогнулся змеей.

Филин остановился, чтобы собраться с мыслями, — и тут же сзади обрушилась стальная решетка, полетели осколки каменных плит. Он рванулся вперед и еле успел поднырнуть под следующую решетку. Замок собрался запереть его в клетку.

— Вот ты как, — сквозь зубы произнес Филин. — Не на того напал.

У него был выбор. В человеческом обличье он умеет колдовать. Зато птица летает — и летает очень быстро, и отличает морок от яви.

Крылатая тень бесшумно пронеслась под самым потолком. Черный замок со своими хитростями был бессилен против птицы. Филины слышат мышь под снегом за четыре километра, так что перестук каблучков и тихие всхлипывания птица различила легче легкого. А светлый силуэт, мелькавший где-то впереди, для зрения ночного хищника был все равно что сигнальная ракета или островок тепла среди черных льдин. Замок старался изловить волшебника, но птицу ему было не остановить. Он разевал коварные провалы в полу, обрушивал остроконечные решетки, но тщетно: Филин легко проскальзывал между прутьями и, огибая углы, летел во мраке дальше, дальше, за легкими шагами Амалии.

Куда она направляется? Филин навострил слух. Как ни странно, птичье обличье не мешало соображать. Наверно, стараниями Маргариты чары замка ослабли.

Сначала Филину показалось, будто Амалия ищет Марго. Но нет, она не пыталась отыскать в этом гигантском черном корабле рубку. Она спешила в недра замка, туда, откуда доносилось мерное гулкое «бумм, бумм». Сердце Черного замка, вспомнил Филин. Лиза кричала, что если остановить сердце… и не успела договорить, но ведь и так понятно, что тогда случится.

…За все годы унизительного рабства у Мутабора Амалия ни разу не бывала в Черном замке, но он почему-то признал ее — то ли как давнюю помощницу, то ли как возможную наследницу, некогда отмеченную хозяином. Во всяком случае, он с готовностью указывал ей путь — распахивал двери и поднимал решетки, мутным серым свечением озарял нужные галереи, втягивал в стены острые прутья ловушек, расставленных на кого-то другого, и все громче и призывнее отбивал такт своим железным сердцем.

Однако только на пороге тронного зала Амалия увидела, что именно было сердцем Черного замка.

Сводчатый потолок зала терялся во мгле высоко-высоко у нее над головой. Далеко впереди, у стены, высился трон, мерцающий антрацитовым блеском. А в трех шагах от трона в воздухе перед ним с головокружительной скоростью ходил из стороны в сторону железный маятник и гулко твердил свое «бумм, бумм». Это биение и разносилось по всему замку. Но здесь, в тронном зале, было к тому же отчетливо слышно, что маятник со свистом рассекает неподвижный воздух. Свист воздуха складывался в однообразную, но невыносимо тоскливую мелодию, от которой хотелось зажать уши и упасть ничком.