– Он не любит ее, понимаешь? Вообще не любит, – выдохнула Симка, как только я замолчала. – Даже если Шелаев не прочь позлить твою бабушку, он ни за что не станет рисковать ради этого отношениями с любимой женщиной! Ты была бы ему просто не нужна и не интересна. Я вот только в такую любовь и верю!

– Может, у него другая любовь, – возразила я.

– Какая?

– Ну, удобная, практичная…

– Ты в такую веришь?

– Вообще-то нет.

– У меня голова кругом, – честно призналась Симка и спросила осторожно: – Ты жалеешь о том, что поехала к Шелаеву домой? Если бы сейчас можно было все исправить, ты бы поступила так?

Вопросы зависли в воздухе. Дрожа и звеня, они висели несколько секунд, а потом двинулись ко мне, прошли сквозь кожу и устремились в самое сердце. Вопросы были катастрофические, но я это поняла не сразу, а только тогда, когда первое «Нет!», вспыхнув, рассыпалось в пыль.

– Я бы не поехала, – ответила я и закрыла лицо руками. – Я бы не поехала, – повторила я, ощущая во всем теле немыслимую, удушающую тоску. Разум еще сопротивлялся, он закрывал двери и окна, зашторивал их, размахивал руками, отрицал и отгораживался стеной, но душа горела и требовала признания: «Мне бесконечно плохо. И нет покоя. Потому что тогда было слишком хорошо…»

– Конец света, – сказала Симка, и я с ней согласилась.

* * *

Вернувшись в квартиру Марии Ильиничны, отвоевав право на выгул пуделей и выполнив эту миссию достойно, я устроилась на кровати с мобильным телефоном и набрала номер Нины Филипповны. «Я ушла из дома Ланье, но вы не волнуйтесь, ничего страшного не случилось, я тоже решила стать самостоятельной». Приблизительно такую речь я произнесла спокойно и даже оптимистично. Тетя сказала, что не удивлена, и сразу предложила помощь. Она спросила, пью ли я таблетки, пришлось честно ответить, что нет, на что Нина Филипповна тяжело вздохнула и пообещала пожаловаться мужу. Я улыбнулась, представляя, как Лев Александрович громоподобно ругает меня и грозит приехать с проверкой.

От помощи я отказалась, но пообещала: если мне хоть что-нибудь понадобится, я непременно сообщу об этом. Потом я поведала о мировой Симкиной прабабушке и о Матвееве. А также о звонке Эдиты Павловны.

– Как жаль, как бесконечно жаль, – произнесла Нина Филипповна, – все могло быть иначе, но мама, боюсь, никогда уже этого не поймет. Из-за чего она вышла из себя?

– Я согласилась на танец с Шелаевым, – ответила я.

– У Клима с Матвеевым много общего, не зря они дружны, – скорее себе, чем мне, сказала Нина Филипповна.

– А что же между ними общего?

– Они настоящие мужчины, и, пожалуй, этим все сказано.

После разговора с тетей я еще долго повторяла ее последнюю фразу, было странно, что Нина Филипповна такого высокого мнения о Климе. То есть он, конечно, мужчина, и… безусловно настоящий. Нет, не то… Его нельзя, категорически нельзя сравнивать с Матвеевым, они разные!

Но мне всегда казалась удивительной их дружба. Разве Максим стал бы дружить с недостойным человеком? Невозможно представить такое. Значит…

Взяв в руки мобильный телефон, открыв контакты, отыскав имя «Клим», я долго сидела и смотрела на номер, просто так.

Наверное, ему неважно то, что случилось между нами, ему все равно, как я живу теперь, он сейчас с Акимовой, и, похоже, эта мука для меня никогда не закончится.

Звонок Леры вывел меня из пограничного состояния между жизнью и смертью, вздрогнув, посмотрев на экран телефона, я возвела глаза к потолку и попросила об избавлении, но, к сожалению, не было силы, способной остановить мою двоюродную сестру.

– Ты правда ушла из дома? – изумленно спросила она, как только я ответила на вызов.

– Ты же наверняка подслушала, так зачем спрашиваешь?

– Бабушка разговаривала с мамой и сказала, что ты оставила записку.

– Да, я ушла, скорее всего, мы больше не увидимся. Пока, – я сделала попытку закончить «дружественную беседу», но это не получилось.

– Подожди! Ты планируешь вернуться в деревню? Совсем ненормальная? Опять собираешься доить коров? – Голос Леры был переполнен изумлением. – Я, конечно, много дурочек видела, но такой, как ты, больше нет.

– Я остаюсь в Москве, – нарочно легко ответила я. – Собираюсь работать и учиться.

– А где ты сейчас живешь?..

– Неважно.

Некоторое время Лера молчала, а потом буквально взвилась, у меня зазвенело в ухе от ее крика:

– Ты не проживешь без бабушки и дня! Ты должна вернуться, если не хочешь, чтобы твоя жизнь превратилась в кошмар!

Невероятно, но Лера завидовала даже моей свободе, и, возможно, ее беспокоило, что я стану счастливой вдали от дома Ланье, а с этим смириться совершенно невозможно.

– Не волнуйся, я справлюсь.

– Бабушка говорит, что скоро ты сама прибежишь обратно, она называет тебя самонадеянной, своевольной и неблагодарной. Ведь одно дело устраивать показательные выступления и совсем другое – очутиться на улице, просить милостыню и еле сводить концы с концами. Как там тебе живется, Анастаси-и-и-я? – насмешливо пропела Лера.

– Спасибо, все в порядке, завтра выхожу на работу. Извини, мне некогда, я сейчас иду в ресторан… Пока, – прервав разговор, я улыбнулась и принялась сверлить взглядом мобильник, я не сомневалась, после таких заявлений на Леру обрушится огромная волна любопытства. И не ошиблась, мой номер она набрала еще три раза, а затем прислала эсэмэску: «Все равно прибежишь к бабушке как миленькая! Кем ты будешь работать и где??» Но я отвечать не стала – меня ждала Симка.

* * *

По дороге в «Берег» я пыталась хладнокровно проанализировать свои отношения с Шелаевым. Мне казалось, если разложить последний год по полочкам, то появится ясность, которая и поможет объяснить мое состояние. Есть же объяснение нервозности, волнению, отчаянию, тоске?..

Я никогда не относилась к Климу положительно, он никогда не общался со мной серьезно.

Я не испытывала к нему даже капли влечения, он рассматривал меня исключительно как средство для мести и ни в чем себе не отказывал (в смысле, у него было много женщин, во всяком случае, так говорила Лера).

Я не стремилась к нашим встречам, Клим иногда нарочно возникал поблизости, но только с целью посмеяться надо мной.

Я поехала к нему, потому что тоже хотела отомстить, а еще, наверное, потому, что испытывала острую потребность в каком-нибудь кошмаре… Поехала, чтобы забыть случившееся в доме Ланье и переключиться на другую катастрофу… Худшую. Да, рассудок мой был в тот момент явно воспален и опух, отрицать это глупо.

Дальше хладнокровие дало сбой, но я все же дотянула главную мысль до конца: между нами ничего нет, совершенно неважно, что думает Клим обо мне, он сам по себе, а я сама по себе. И если мы все же когда-нибудь встретимся, самое лучшее – вести себя как всегда, словно ничего не произошло, словно он не обнимал меня и не целовал, словно я не отвечала и не желала большего…