было имя «Алекс Грант». Я сообщил об этом, – Лиззи смотрела на меня, не отрывая взгляд, а когда Джо хотел сделать комментарий, она нервно размахивала рукой и тот умолкал. – И они просто обрезали это имя. Тогда моя первая мысль была о том, что если я погибну, найдут мою форму, а тело сожженным и неопознанными, то тогда будет записан не погибший с именем, а просто погибший. И вот, на грузовике меня отправили на восточный фронт в окопы. Ехал я с тринадцатью солдатами и семью роботами, а сзади нашего грузовика было еще штук таких тридцать. И вот, через час я в грязных земляннистых окопах. Множество солдат снимают каски и вычерпывают воду из окопов на поверхность, а я, что без каски, бегу по приказу Хельмика ищу раненых по всей местности длинной в километр. Бегал весь грязный. Лицо в глине, в глазах грязь, а чесать нельзя из-за спешки, ноги гудят от боли мучительно, локти стерты из-за резкий смен положения из бегущего в лежащего, а я все бегу, встречаю трупы и записываю их имена в надежде, что не попадется имя кого-то знакомого. Бегал я так час с редкими передышками. Остановился, посмотрел имя, запомнил и на бегу под взрывами снарядов с мыслью: «лишь бы не в меня» пишешь его на планшете. Наступил вечер…

– Мог, хватит. – прервала меня Лиззи, нервно постукивая вилкой по банке консервы. – Ложимся спать. Первая буду я охранять, а как только устану, разбужу Мога, а ты… Короче, поняли. Джо, скажи спасибо, что ты последний.

Я не стал спорить с тем, чтобы первый на дозоре был я и прилег на твердую кровать, а Джо на втором этаже. Легли мы подальше от дыры в стене, чтобы нас не заметили. Лиззи встала за стеной, слышал я то, как она сняла предохранитель, проверила обойму и заряжала пулю на выстрел громким щелчком.

Еще до недавнего времени я лежал в мягкой постели в убежище Джеймса. Спал вместе с Лиззи, гладя ее нежную кожу и белые волнистые волосы. Заснуть сейчас тяжело. Кровать твердая, взрывы постоянно, выстрелы, постоянно сверкает на улице вспышками и слышно шум дросселей вертолет, гул истребителей. Я то скоро привыкну, а Джо – сомневаюсь. Я прошептал:

– Джо, спасибо за ту гранату. Правда твое изобретение?

– Да, зуб даю.

– Молодец, спасибо еще раз.

И вправду, он молодец. Хоть и завистливый, высокомерный, но все-таки умеет переживать за товарищей. Таких я уважаю всем сердцем. Тысячу раз говорил ему спасибо внутри души. Если бы не он, кирдык был бы.

Я проснулся от того, что меня трясла за плечо Лиззи. Дернулся с кровати и спросил сколько прошло времени.

– Часа четыре, долго ты поспал.

Лиззи выглядела замученной и легла спать. Я решил снять пиджак, что был надет низ куртки, и накрыл им ее. Заснула она с оружием в руках. Я встал за стену комнаты, зарядил пистолет, а автомат разряженный висел на плече.

Атмосфера нагнетает. Постоянно воет вьюга, штукатурка сваливается и я настораживаюсь, наставляя пистолет перед собой. Чувствую себя один, помощи от сонливых не ждать. Тут, я с радостью вспомнил кое-что. Я вернулся к койкам и достал из пиджака, что лежал на спящей Лиззи, книжку. Та самая, «Теория маленького мальчика». Я не знаю, когда я смогу ее прочитать. Взрыв! Снова ошеломляющий грохот, а на улице возникла такая вспышка, что все здание засветилось оранжевым светом. Я обернулся в левую сторону коридора и увидел тень чьей-то головы. Сердце забилось быстрее, холодный пот потек по мне, несмотря на холод. Я тихими шагами, наставив пистолет перед собой, и, убрав книгу в карман куртки, приближался к месту, где виднелась тень. Все ближе и ближе, смотрю вечно вниз, чтобы не наступить на чего нибудь. Шорох. Боже мой. Щиколотки трясутся от страха. Что же такое, черт возьми!? Соберись, ты мужчина. Я уже стоял в двух метрах от двери в комнату. Может шорох крысы был, а что за голова была. Все, хватит! Я Выскакиваю в комнату и тут. В нору резко убегает крыса, а на потолке висит голова человека, на которую светится луч света с улицы сквозь трещину. Свет не дневной, а скорее вечерний такой, сквозь серые облака проходящие. Голова, с которой даже кровь не стекала, а была она на полу лужой. На душе стало спокойно, я вернулся к комнате и продолжил охрану.

Сэм говорил, что мы будем использованы, как роботы. Я вспоминаю, иногда, эту фразу. Она такая навязчивая, лезет в голову в самый неудобный момент. И непонятно про, что он говорил. Все так ситуативно. Он имел в виду нечеловеческое отношение? Да. Но как оно проявляется? И тут много вариантов. Пропаганда, войны… Сэм прав, мы уже использованы, как роботы. Надеюсь, это дальше не зайдет. Пока я стою тут настороже, увеличивается количество горящих домов, ран, язв, трупов… На улице их столько… Только на фронте такое количество и видел, но тут война длится лишь три недели. Сирон настолько мощная страна, что держится против коалиции и народа одновременно… вроде как. Уж стоит посмотреть на то, как город превратился в развалины и сразу текут воспоминания, страх. Помню, когда сидел с Джо в мерзлоте на этаже выше, я видел вдалеке здание «ХердТаун». Раньше оно отражало каждый светящийся баннер, каждую голограмму, ведь состояло оно из стекол, а теперь я вижу от него лишь скелет. Фундамент и все. Я вот сказал о количестве трупов, а вот как бы мне не попасть в это число? Как нам? Эгоист я чертов. Все равно какие-то животные инстинкты приводят меня к эгоизму. Но я за товарищество. Джо помогу, всем помогу, кому надо. А если… если встречу Ханка, робота, что лишил всех работ. Кто там говорит, что сами они не виновны? Вранье! Не верю я.

Послышались голоса в переулке и я заглядываю в небольшую щель в соседней комнате и вижу девять солдат в темной форме. Это сиронцы. А впереди идут двенадцать человек в тряпье каком-то, грязные и очень худые. Сердце кровью обливается, когда видишь их тонкие руки, как кроме костей, будто больше нет ничего.

Сиронцы останавливают их откликом:

– На землю лежать!

Они быстро легли на землю, словно упали. Стоп… если эти сиронцы так спокойно посреди улицы ходят, то это значит, что вся улица в их контроле… Но я же слышал критовский язык! Убиты они, наверно. Боже, если бы Лиззи…

– Вы преступники! Обвиняетесь в покушении Сороки